РЯДОВОЙ.
Большая сила нужна для этого, Нина. Сколько в русском языке слов на обман… ложь, клевета, вранье, подлог, фальшь, выдумка, сплетня, вздор, притворство, небылица… э-эх, богатое наследство… Но есть тут и другая сторона. В Америке в школьных книжках крупными буквами напечатано: «Джордж Вашингтон никогда не врал». Это их первый президент был. Дескать, будь как Джордж… Честность эта вроде иконы или зубочистки для капиталистов. А на деле они друг другу глотки рвут и обманывают кругом, потому что зубы у них гнилые. Зубочистка не помогает. А мы на правду не молимся и в зубах ею не ковыряем.МАТЬ вошла с веранды.
МАТЬ.
Без вас нам невесело.РЯДОВОЙ.
А? Нет, вы, пожалуйста, там как-нибудь без нас, без нас…МАТЬ уходит.
Так вот вы какая… Ну-ну… А скажите по честности, что вы думаете обо мне и о Вере? Стар я для нее?
НИНА.
Ха! Знать правду хотите? Давай руку.РЯДОВОЙ машинально дает.
А ты, хороший, свою судьбу знаешь — у меня гадаешь. Ты дорогу видишь, куда-то пойдешь, кого-то встретишь, чего-то скажешь. А что скажешь, то и подумаешь, что подумаешь, то и сделаешь, а что сделаешь, то и будет. Все!
С шумом распахивается дверь веранды — через комнату проходит ВЕРА, тянет за руку КУЛИКА. За ними МАТЬ, ВИКТОР, НАКАТОВ.
МАТЬ.
Ну, куда вас понесло? В полночь — гулять!КУЛИК.
Тихо, мать, тихо! С этой головы ни один волос не упадет. Я — шофер и любой грузовик остановить могу.ВЕРА.
Если кой-кому со мной неинтересно, то кой-кому совсем наоборот.ВЕРА и КУЛИК уходят. МАТЬ за ними.
ВИКТОР.
Ушли…НИНА.
Жарко здесь.Отворяет второе окно.
Дождь будет.
РЯДОВОЙ.
Да, будет дождь. И мне пора. Поедем ко мне, Василий. Обязательно!НАКАТОВ.
Поедем.НИНА.
Цветы мы вам принесем завтра на квартиру…ВИКТОР.
Александр Михайлович, так я вам позвоню…РЯДОВОЙ.
Ну-ну…НИНА
ВИКТОР, НАКАТОВ, РЯДОВОЙ уходят.
Входят СЕРОШТАНОВ И ОТЕЦ, обнявшись.
СЕРОШТАНОВ.
Цыца о смерти так рассуждает: «Здесь, мол, марксизм кончается».ОТЕЦ.
Это правильно — раз человек кончается, что ж о марксизме говорить? Но помирать придется тем не менее — не доживем мы до полного расцвета хорошей жизни. А надо бы такой закон издать: ударникам дольше на земле жить. А то ударяемся, как оглашенные, а брак на мертвой точке нахождения. Одиннадцать процентов браку даем. Заплакать можно, Паша.СЕРОШТАНОВ.
Не плачь, старик, до всего докопаемся. И до сметы докопаемся. Нам Нина поможет.ОТЕЦ.
Нинушка! Не обижай Веру, Нинушка. Вера дочь мне. Дай я тебя поцелую, единственная моя.СЕРОШТАНОВ.
И я, Нина, и я. Платонически.Входит МАТЬ.
МАТЬ.
Вы бы ее еще на перине понесли! Ударнички божьи! Наударялись в донышко и спать идите. Иди, не простаивай половиц.ОТЕЦ.
Мне, старуха, помирать никак невозможно. Прямо скажу: некогда мне помирать. Одиннадцать процентов.СЕРОШТАНОВ.
Не хочу активистом быть, хочу быть красавцем.ОТЕЦ и СЕРОШТАНОВ уходят.
МАТЬ.
Молчишь? Опять молчишь, мраморная. Лучше б тебе не родиться, чем при живом муже такое хулиганство устраивать.Входит ВИКТОР.
ВИКТОР.
Оставь, мать. Ступай к себе. Я сам с ней поговорю.МАТЬ.
К себе! А кто убирать будет? Ниночка?Уходит на веранду.
НИНА.
Уедем отсюда, Витя… Не могу я ссориться каждый день. Она старая — не понимает.ВИКТОР.
Я молодой, но понимаю не больше. Мать совершенно права: твоя игра с Рядовым уже родила скандальчик. Мать боится за Верину любовь — и справедливо. Ты дразнишь девчонку, подмигиваешь Рядовому. Кому это нужно?НИНА.
Мать нашептала?ВИКТОР.
Оставь старуху в покое. Она, по крайней мере, любит меня.МАТЬ появляется в дверях.
МАТЬ.
Заволокла и прельщает. Гитару взяла. Моя бы воля!