Забытые пьесы 1920-1930-х годов

ЛОЛОТ. Одну минуту. (Приближается к нему.) Какие, сказали вы, у нее глаза?

ЖОРЖ. У моей спящей царевны?

ЛОЛОТ (на минуту закрывает глаза, протирает их). Посмотрите — проснулась! Доброе утро, Жорж.

ЖОРЖ (закрывает ее глаза рукой). Идите. Нас ждут.

Идет к себе.

ЛОЛОТ (пошла и остановилась). Да… (Жорж остановился.) У вас не будет неприятностей из-за меня? (Указывая на свою.) Муж и жена должны занимать одну комнату, а я… а мы…

ЖОРЖ. Не беспокойтесь. Никто не лишит вас вашей комнаты: местком дал.

ЛОЛОТ. Да, но я не хочу прослыть контрреволюционеркой.

ЖОРЖ хочет обнять ее.

ЛОЛОТ увертывается, убегает.

Нас ждут. До свиданья.

Дошла до своих дверей. Остановилась.

Жорж… Жорж…

ЖОРЖ (остановился). Что опять?

ЛОЛОТ (тихим шепотом, стоя у дверей). Люблю, люблю, люблю…

ЖОРЖ делает движение к ней. Она скрывается на минуту и опять показывается ЖОРЖУ, сделав два-три шага к нему.

Я ничего не понимаю в политике, но… но я, кажется, тоже, скорее, левого направления…

ЖОРЖ (направляется к ней). Моя Лолот…

Явление двенадцатое

ЛОЛОТ, ЖОРЖ, потом КОКО, ДМИТРИЙ, потом АРГУТИНСКИЙ

Во время последнего диалога в глубине сцены из-за ширм появились КОКО и ДМИТРИЙ. Тихонько подкравшись к ним, они протянули руки над головами ЛОЛОТ и ЖОРЖА.

КОКО. Да поцелуйтесь уже, черт вас возьми.

ДМИТРИЙ. Благословляем, дети мои.

ЛОЛОТ (вырываясь из объятий Жоржа). Подслушали, salles gosses![145]

КОКО. И сегодня, как и всегда, оказалась положительной особой. (Ее тоном.) «Одно слово — развод. Точка. И кончено!»

ЛОЛОТ прячет голову на его груди.

Ой, и как же трудно теперь «бедной политической изгнаннице» сделать хорошую партию.

АРГУТИНСКИЙ входит, неловко таща самовар. Под мышкой у него салфетка, под другой — книга. В петлице фрака — большой красный бант. Поставив самовар на стол, подходит к ним.

АРГУТИНСКИЙ. «Товарищи пролетарии… (взглянув на книгу) всех стран, соединяйтесь!»^{56} И похороните меня с этой вот книгой на груди. Азбука без азбуки…

ДМИТРИЙ (взяв книгу). «Азбука коммунизма»^{57}.

Бросает ее на стол, отряхивает руки.

АРГУТИНСКИЙ. На том свете времени много, может быть, одолею хоть несколько страниц. (Вдруг шепотом.) ЦЕКТРАН, ЦУСТРАН, ЦУС, ЧУС, ГЛАВХОЗОУПР, ГЛАВСАНУПР, ХМУ, ОБМОХУ… СЭП, НЭП…

ЛОЛОТ (испуганно). Папа.

АРГУТИНСКИЙ (салфеткой вытирает пот со лба). Изучаю русский язык. А пока запишите меня в Союз красных лакеев, потому что кто не работает, тот не ест, а есть очень хочется.

ЖОРЖ (отходя с Лолот к столу). В социалистическом общежитии такого института нет.

КОКО. А Россия № 2…

АРГУТИНСКИЙ. Ха… Только вчерашние господа, а теперь…

ДМИТРИЙ. Да, только наемные лакеи. Но, терпение. Кончится наш красный маскарад, и мы снова станем господа.

АРГУТИНСКИЙ (во время этой реплики выпрямляется, принимая вид «барина» и снимая красный бант). Et voilà tout[146]. Вот и все.

Хочет бросить бант.

За сценой мощно грянула песнь возвращающихся рабочих.

Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И, как один, умрем
В борьбе за это^{58}.

ЛОЛОТ, растерянная, бросается на грудь ЖОРЖУ. ДМИТРИЙ опускается на стул. АРГУТИНСКИЙ, разбитый, жалкий, на авансцене весь изгибается, точно под ударом, снова протягивая руку к красному банту.

КОКО (беря под козырек). Товарищи буржуазы, стройсь! (Указывая на проход за террасой рабочих.) Хозяин идет — его величество пролетариат.

Конец.