Забытые по воскресеньям

Рассылка портретов Люсьена ничего не дала, но Элен, сидя за швейной машинкой, строит план на будущее, и заключается он в том, чтобы признаться Люсьену в любви.

Она работает в комнате без окон, слышит, как открывается дверь кафе, и всегда точно знает: это не он, не ее мужчина. Он особым образом, бесшумно, нажимает на дверную ручку. Элен знает и все время повторяет себе: «Он не погиб. Он вернется…»

Она слышит, как мужчины заказывают выпивку, а Клод их обслуживает. Изредка он спрашивает: «Что будете пить?» Чаще: «Как обычно?» Или наливает молча, давно выучив предпочтения завсегдатаев. Звякают бутылки, наполняются стаканы, спиртное вливается в глотки мужчин, и ни один из них – не Люсьен. Они дышат на Элен алкогольными парами, когда она снимает с них мерки и чертит линии белым мелком.

Сначала посетители чаще всего говорили о войне. Призраки исчезнувших развязывали языки. Потом жизнь взяла свое, и обсуждать стали свадьбы, рождение детей, естественные смерти столетних стариков в собственной постели, новый завод, куда каждый день нанимают на работу людей, мамашу Мишель, от которой сбежал кот.

После нескольких стаканчиков кое-кто подходит к двери мастерской, чтобы робко поприветствовать хозяйку. Элен и Волчица одновременно поднимают головы.

В 1950-м появилась новая кофеварка, которая фырчит, как поезд, и однажды вернет ей Люсьена. Она это знает. Он вернется.

* * *

Эдна спросила его: «Вам некуда идти, хотите пожить у меня, пока не найдете работу?» Он согласился.

Он впервые входит в дом Эдны. Она отвела ему комнату под крышей. Повесила на стену репродукцию картины Поля Гогена, а над кроватью – распятие. Купила ему пену для бриться и марсельское мыло. Положила в шкаф чистые полотенца и саше с сухой лавандой на полку, чтобы белье хорошо пахло. Ей хватило ума «забыть» о зеркале: она заметила, что он не переносит собственное отражение – незнакомое, изуродованное лицо, глядящее со стеклянной поверхности.

Он поправился настолько, что уже не мог обхватить свое запястье большим и указательным пальцами. Черные волосы отросли почти везде, за исключением мест, где череп был разбит. Врачи предполагали, что его били прикладами автоматов, а лицо резали ножом с длинным лезвием наподобие охотничьего, которым добивают крупную дичь. Шрам пересекает его лицо от лба до верхней губы, проходя через левое крыло носа.

Эдна сказала: «Вы – неизвестный солдат, без военного медальона и документов, удостоверяющих личность, поэтому вы не значитесь в списке разыскиваемых родственниками. Давайте придумаем вам имя и фамилию. Есть какие-нибудь пожелания?»

Она положила перед ним список мужских имен.

Берет с бумажками, на которых написаны имена. Занавес… Промельк воспоминания: имена в берете. Где это было? Когда? Зачем? Сон? Греза? Тот сон, что он видит каждую ночь и никогда никому о нем не рассказывает, даже Эдне?

Он ответил: «Симон. Хочу быть Симоном…»

Эдна пристально смотрит на него несколько коротких мгновений. Как будто остерегается его. Нет – боится. У него такое чувство, что она не хочет, чтобы он вспомнил. В нем тоже живет страх. Он в ужасе терзается вопросом: «Кто я?»

Он говорит и пишет по-французски. Знает, для чего предназначены кисточка, бритва, ручка, ножницы. Курит «Житан»[50]. Вот и все, что о нем известно наверняка. Другим потерявшим память пациентам показывают фотографии, картинки, лица, пейзажи. Ему нет смысла что-то предъявлять – он потерял след. Как будто с неба упал. И никто его не ищет.

У него получается читать, писать, ходить, бегать, держать, поднимать, думать, помнить только что случившееся, то есть кратковременная память не пострадала. Остальное скрыто во мраке. Его память надела вдовью вуаль. Он встречал таких женщин и всегда их боялся. Теперь его страшат призраки и привидения, он боится, что они утащат его туда, где он никогда не поправится.

Хорошо, что каждую ночь приходит сон. Знакомое присутствие, ответ, бунт против амнезии. Просыпаясь, он мгновенно снова закрывает глаза, чтобы вернуться туда, но утро выталкивает его в день, к Эдне, нужно вставать, пить кофе, заново учить тело всем навыкам, избавляться от вкуса морской воды во рту.

Эдна спит рядом с того момента, как он вышел из комы, но он никогда ее не раздевал. Иногда, по взгляду Симона, женщине кажется, что он на мгновение становится Люсьеном.

* * *

Эдна Флеминг получила письмо в 1946-м. 29 мая. Конверт был большой и пухлый. В то утро была ее очередь разбирать почту и получать лекарства. Такое случалось редко. Директор диспансера уехал на неделю, и она взяла на себя эти обязанности как старшая медсестра.

Эдна сочла случившееся знаком. ОНА должна была открыть это письмо. ОНА – и никто другой, так распорядилось Провидение.

Эдна до смерти испугалась, увидев портрет Люсьена Перрена: к горлу подступила дурнота, руки задрожали. У человека, которого все называли «больным Эдны», были фамилия, имя и адрес: