Забытый. Москва

—  А если девка... Она такая будет!.. Она такая красавица будет! Всех с ума сведет, за князя замуж выйдет! Она... она...  — и Юли кинулась на него с бешеными поцелуями, и снова завертелась их безумная карусель.

Серьезный разговор заканчивали, когда собрались разъезжаться. Перечислив ему всех Ивановых друзей и сторонников, среди которых главное место занимали «сурожане», чем кто из них занимается и кого с какой стороны следует опасаться, Юли все-таки порадовала и добрыми вестями. Дело в том, что вельяминовский «кулак» разжался. Второй в семье человек, Тимофей Васильевич, совершенно отошел от московских дел, ликвидируя в провинции последствия литовщины и восстанавливая базу для ответного удара. А брат Ивана, Микула, уже пять месяцев реорганизует коломенские полки по плану Великого князя, за что получил от старшего брата презрительную кличку: «митькин прихвостень».

Про Микулу Дмитрий знал, но сейчас порадовался вновь, как доброму знаку, и с благодарностью подумал о князе: «слушает и ничего не пропускает! Ведь я не просил, не требовал, а так, почти нейтрально говорил. А он послал сразу и именно Микулу, и еще и по нашей схеме, вероятно, приказал полки перекраивать, молодец! надо похвалить при встрече. Но и усеки лишний раз, какая за твоей спиной стена!»

—  О чем задумался, Мить?

—  Хорошо, Юли, хорошо все. И ты у меня главный молодец!  — он не удержался, схватил и поцеловал в губы, ставшие сразу горячими.

—  Ой, не надо, Мить, а то опять...

—  Ну не буду, не буду. Давай подводить итоги. На каком же месте все-таки стою я среди вельяминовских врагов?

—  На первом, Митя, на самом первом. Не знаю точно, как думает Василь Василич, разница с Иваном, наверное, есть, но небольшая. А вот как Иван думает, я знаю точно.

Дмитрий, по его мнению, дурак, сопляк, беспомощный и ничего не соображающий. Силу и вес дают ему только советники, с помощью которых он выглядит умным, сильным и энергичным. Этих советников надо убрать, и тогда Дмитрий окажется игрушкой в руках того, кто их уберет. Ты среди тех советников  — первый...

—  Ну уж! А митрополит?

—  В его глазах  — ты! Ты меня слушаешь или как?

—  Тебя, тебя.

—  Так вот: первый  — ты! Тебя первого и уберут.

—  Меня уже четвертый год убирают, все не управятся никак.

—  И не управятся! Пока мы у тебя есть.

—  Особенно ты! Давай-ка решим, когда и где в следующий раз.

Встреча с Дмитрием не обрадовала. Потому что Великий князь был весь в каких-то других заботах. Не вспыхнул как обычно радостью и интересом, а встретил довольно сдержанно. Не восхищался, не сожалел  — что сам не смог, и Бобер очень скоро и очень ясно уразумел, что князь ждет вопросов, ждет, что он потребует, чтобы скорее сделать все это и заняться другими, более'важными делами. Отвязаться!

То есть он, Бобер, уже где-то в стороне, а главные княжьи замыслы идут мимо него. Такого он потерпеть не мог и решился сразу внести ясность:

—  Не глянешься ты мне, тезка.

—  Что, плох?

—  Нет, не плох. Просто в себе весь. Заботами, которые у тебя на лбу написаны, не делишься. Раньше так не было.

—  Да?  — лицо Дмитрия стало беспомощным, он наивно провел рукой по лбу, будто захотел стереть, что там написано.  — Да ведь раньше заботы у меня другие были.

—  Забота у нас с тобой одна  — от татар отбиться.

—  Отбиться!  — лицо князя начало багроветь.  — Чем?! Х..м, что ль?!  — он ахнул кулаком по столу, вскочил, прошелся до двери и обратно, сел, потер ладонями виски.  — Дядюшка твой... Сволочь! Все как метлой повымел. А из-за чего, из-за кого?

—  Из-за шурина.

—  Во!! Видишь, как он шурину помогает?! А ты?!

—  Что я?

—  Ты бы своему шурину так помогал! Бобер усмехнулся и покрутил головой:

—  Ты опять?

—  Опять...  — Дмитрий тоже усмехнулся, уже спокойно,  — да ладно, это ведь я все от... от бессилия, наверное. Ведь если б шарахнул ты мне Мишку...

—  Сам шарахни, сам. Дело-то нехитрое. Собрал людишек побольше и вперед. Пограбить на халяву-то всякий кинется.

—  И ты туда же!

—  Чего?

—  В грабители меня! Алексий всю плеш проел  — «нехорошо своих разорять, не по-божески, не по-людски...» И ты туда же?

—  Не-ет...

—  То-то! Как, чем мне от любой напасти отмахиваться, коли у врага не отнимать!

—  Тут я, тезка, за тебя. Полностью! Больше того, я бы его дотла разорил, раздел и разул, чтобы он вообще подняться не смог.

—  Ну-так поди, раздень и разуй, я те только в ножки поклонюсь! А там и на татар! А?!

—  Хм, не вот... А Олгерд? Если мы Мишку Тверского разденем, он ведь тогда не успокоится, пока нож нам в спину не воткнет. Да и сам Мишка... Феофаныч считает, что его можно утихомирить. А там и на прочный союз склонить. Ведь сильный союзник лучше нищего врага. Верно?

—  Кто спорит?.. И Феофаныч, конечно, голова. Только не вижу я, как этого барана к союзу склонить. Но я  — ладно. Кажется, и Феофаныч-то с Алексием этого не видят, вот что скверно. Но это уж их забота, не моя, я заковырки придумывать не мастак. А вот пока они придумывают, я уж душеньку отведу! Сперва Святослава, суку эту смоленскую. Тут, кстати, и Алексий мне ничего не скажет, сам его от церкви отлучил! Слыхал?