Следует подчеркнуть, что и на Руси миф о собаке — проводнике в загробный мир также имел астральную проекцию. Давно известно, что среди многих названий Млечного Пути у славян неоднократно встречаются такие, которые описывают его как дорогу к некоему сакральному центру. К числу таких названий относятся русские «Дорога в Иерусалим», «Дорога из Москвы в Иерусалим», «Моисеева дорога», «Небесная дорога», украинский «Шлях в Київ», польский Droga do Rzuma («Дорога до Рима»){432}
. Считалось, что по этой дороге души умерших идут на небо. Однако сравнительно недавно было зафиксировано еще одно ее русское народное название: «Новая запись названия Млечного Пути была сделана в полевой сезон 1999/2000 года в рязанской Мещере. Это обозначение Млечного Пути как Путь Волка. Была записана и легенда, объясняющая название: «Однажды, когда Бог прогневался на людей, один из Архангелов решил помочь людям. Чтобы пройти незамеченным свой путь на землю, он обернулся волком и, прячась между звезд, спустился с неба на землю. Вот почему, когда волки воют, они поднимают морды к звездам. Когда Архангел спустился на землю, то и другие волки стали помогать людям. Через какое-то время потомки этих волков стали собаками»{433}. На распространенность культа крылатого волка в той местности указывает и изображение этого фантастического существа на ручке резца. То обстоятельство, что данное название было дано небесной дороге для душ умерших, позволяет сделать предположение, что крылатый волк имел непосредственное отношение к пути души на тот свет. Это предположение подтверждается изображением с противоположного конца Древней Руси, что позволяет отнести истоки данного мифологического представления как минимум к древнерусской эпохе: «Сакральная глубина космонима, связывающего образ волка с Млечным Путем, находит поразительное подтверждение в Галицкой иконописной традиции в изображении Страшного суда. На них Змей мытарств порой изображался с хвостом, на конце которого — волчья голова. Согласно христианским представлениям, Змей мытарств поглощает души усопших и, в соответствии с их заслугами, отправляет или на небо, или в ад. На иконах Змей мытарств соединяет небо и землю, в том числе и с помощью волка, то есть через волчью пасть душа усопшего отправляются в предназначенный ей путь»{434}. То обстоятельство, что в обоих случаях фигурирует образ волка, а не собаки, не должно нас смущать, поскольку, как отмечает В. В. Иванов, «культ собаки и культ волка в ранних индоевропейских традициях очень тесно между собою переплетены и друг от друга с трудом отграничиваются, как и соответствующие обряды жертвоприношения»{435}. Таким образом, мы видим не только многочисленные примеры самой тесной связи собаки с погребальным культом, подтверждающие правильность связи Ставра и Гавра с белорусским ритуалом поминовения предков, восходящим как минимум к эпохе индоевропейской общности, но и его астральную проекцию, косвенно подтверждающую правильность восприятия и самого Боя, хозяина обоих псов, с созвездием.Однако собаки не только сопровождали душу человека в загробный мир, что объясняет призыв Ставра и Гавра в белорусском ритуале поминовения предков, но и, что не менее важно, могли и воскрешать человека. Весьма показательно, что этот мотив имеется именно в белорусском фольклоре, откуда происходит и легенда о князе Бое и двух его псах. В белорусской сказке «Ученик чародея» главный герой нарушает установленные учителем запреты открывать волшебную книгу и жениться. За это его преследует и убивает чародей, оживает же его ученик благодаря помощи чудесных собак{436}
. Полное соответствие данному сюжету, да еще и с астральной подосновой, мы видели в рассмотренной выше северорусской сказке про волшебную мельницу.