Забытый прародитель человечества

По мнению В. И. Абаева, имя Симаргл было заимствовано славянами из скифского языка^{444}. Образ крылатой собаки нам встречается уже на древнейших памятниках Древней Руси. Она была изображена как на тарелке из Гнездова, так и в заглавной букве «В» Остромирова Евангелия 1056–1057 гг. — древнейшей из дошедших до нашего времени древнерусских книг. Тот факт, что Симарг встречается нам как на памятнике письменности, так и на предмете повседневного обихода, косвенно свидетельствует о достаточно широкой популярности этого персонажа языческой мифологии на Руси. Интересное наблюдение над иконографическим образом этого мифологического существа было сделано Б. А. Рыбаковым. На одном из секций браслета из тверского клада XII–XIII вв. изображена стоящая с чашей девушка, перед которой находится странная фигура как будто бы вырастающего из земли крылатого собакоподобного существа, что исследователь трактует как сцену жертвоприношения Симарглу. Анализируя растительный орнамент, Б. А. Рыбаков приходит к следующему выводу: «Грифону соответствуют ростки растений, обращенные вверх, а семарглам — переплетение корней с отростками на них»^{445}. Соотнесенность симарглов с корнями и, следовательно, с подземным миром подтверждает сделанное выше наблюдение о связи этого божества с потусторонним миром. С другой стороны, на медной пластине церковных врат Рождественского собора в Суздале, датируемой 1230-ми гг., два симаргла помещены выше грифона, что указывает на то, что данное мифологическое существо было связано не только с низом, но и с верхом и, следовательно, могло служить посредником между двумя этими сферами. Центральная роль грифона в этой композиции объясняется тем, что, согласно наблюдению Г. К. Вагнера, это существо часто символизировало Христа. Парность изображения симарглов на церковных вратах заставляет нас вспомнить о том, что во многих церковных поучениях против язычества имя этого божества оказывается разделенным на две части. Так, «Слово некоего христолюбца» призывает «не мога терпѣти кретьянъ двоевѣрно живущих вѣрующе в перуна и хорса и въ мокошь и в Сима и въ Рьгла… иже молясть подъ овиномъ. Огневи и виламъ и мокоши (і) симу (і) реглу и перуну…»^{446} Обычно это объясняется тем, что смысл заимствованного из иранского языка слова быстро забылся и переписчики, уже не понимая его значения, допускали ошибку. Однако изображение двух симарглов на церковных вратах позволяет усомниться в подобном объяснении. Хоть из иранской мифологии славянами был заимствован образ одной собакоптицы и Владимир в 980 г. ставил идол одному Симарглу, параллельно с этим в народном сознании существовал архетип двух собак загробного мира, идущий, как было показано выше, еще из времен индоевропейской общности. И как только заимствованный от ираноязычных соседей образ стал забываться, и в изобразительном искусстве, и в памятниках письменности вновь на первый план выходит образ двух собак, сохраняющих еще какое-то время свою крылатость. Возможно, что память о крылатости Симаргла отразилась и в слове самарыга, которым в Орловской губернии называли рябого коршуна.