Забытый раёк

Двоюродный брат
любимой ивы Дездемоны,
родственник
талащаника и ломашника,
ракиты и тальника,
вербы-хлёст на ветру,
ветлы на юру!
Только выйду на улицу,
слышу
голос твой плещущий:
topoli vox.

7. «Я тебе скажу, взяв в кавычки...»

* * *

Я тебе скажу, взяв в кавычки:
«Делают из тополей спички».
В древе, в его ласковом храме,
спит маленькое жадное пламя.
Потряси коробком над ухом,
зазвенит шаркунок летящим пухом,
летним милым бураном,
нашим зачарованным романом,
открывающимся без метафор
на странице со словом «мутабор».

8. «Генеалогий образ подробный...»

* * *

Генеалогий образ подробный,
пухообильный, пламяподобный,
заговоренный, жизнеспособный,
в зеркале водном вспоен рекою
и нарисован детской рукою.

Только зажмурься: в солнечном лете
струи постволий, память поветий.
Корпускулярной дымкою плыло,
а уродилось и осенило.

9. «Право на выдох...»

* * *

Право на выдох
и вдох в обиходах дневных —
древо друидов
наших дворов проходных.

Право на отдых:
за рампой ночных фонарей
тополю оду
услышать, чей автор — Борей.

В горлышках пробок
с продромом чужих эстакад
право на тропы
в компании пеших дриад.

10. «Опять в урочный час весны...»

* * *

Опять в урочный час весны
проснутся почек мириады:
идет Хозяин тишины
из ботанического сада.

ЗНОЙ

Озвучен воздуха зурной
с шоссе без привидений веек,
смурной колониальный зной
томит Карельский перешеек.
Цветет замызганный залив,
лишенный призраков купален,
скучает воровской калиф
в пещерности опочивален.

Горят остатки тихих дач
дней допотопного модерна,
надрывен комариный плач,
но глух москит и нем, наверно.
Ждет электричку гюль-мулла
в мечтах о поприще пустыни,
о караване из села
в одну из притч о блудном сыне.

Щебечут зяблики в райке,
пока в партере вянут розы;
ты погадай мне по руке
и нагадай дожди и грозы.
На Щучье едет мэм-сахиб
в авто оттенка белой ночи,
ее бой-френд почти погиб,
«конкретно... — лепеча, — короче...

Помоечные джунгли сплошь
в гламурных банках и обертках,
а водомерок не вернешь,
поговорим об уховертках,
о непроросших семенах,
о тине, топи блат и иле,
о рыжей поросли сумах
и об артезианских снах
на новодельном суахили.

Дев здешних не загнать в сераль
они в купальниках из смеха
иссушенную дразнят даль
парами экстази и эха,
и прячет даль сарай один,
таящий сено и полову,
где чистит нищий Аладдин
ночную ржавчину былого.

«Отсюда не видать, когда спадет жара...»

* * *