Вопрос, звучащий как упрек, неприятно уколол его, но Казимиро не мог не признать его справедливость. Глядя ей в глаза, он ощутил в сердце страшную боль, подобную той, которую причинил ему отец, когда бросил злые слова о том, что принцы не плачут и не жалуются. Казимиро должен был идти за гробом матери с сухими глазами. Он не имел права на чувства. Прощаясь с матерью, он поклялся, что больше никогда не допустит страданий, будет всеми силами защищать себя от них. Он открыл сердце и понял: эта боль — цена любви.
Казимиро заметил, что Мелисса дрожит, — он не мог определить, от холода или напряжения.
— Подожди тут, — сказал он и через секунду вернулся с пиджаком, который сбросил перед тем, как прыгнул в море.
Стряхнув песчинки, он бережно прикрыл плечи жены. Мелисса глубоко вздохнула — пиджак хранил запах Казимиро, чувствовать его было и больно, и приятно.
— Так что ты хотел сказать мне? — спросила она бесцветным голосом.
Он заметил, как она сложила руки на груди, как бы давая понять: — «Уходи, я не хочу тебя видеть и слышать». Он жаждал дотронуться до Мелиссы, но понимал, что прикосновение может спугнуть ее, и поэтому решил сначала разобраться с недавним инцидентом.
— Когда я ушел сегодня утром, был страшно зол. — Последовала пауза. Казимиро подыскивал нужные слова. — В основном потому, что ты заставила меня задуматься о себе и о том, как я живу. Заставила меня попытаться понять, что чувствую. И я понял, что если не буду действовать быстро, то потеряю тебя навсегда.
— Казимиро…
— Молчи. — Он смотрел на ее чуть дрожащие губы. — Ты была права: моя жизнь сводится к выполнению обязанностей монарха, а это плохо для меня, для тебя, для Бена, даже для Заффиринтоса. Необходимо найти новый способ управлять так, чтобы, оставаясь хорошим, сильным королем, я мог бы стать еще и прекрасным мужем и отцом. И я понял, что не могу допустить, чтобы мой сын унаследовал корону, от которой я сам готов был отказаться.
Мелисса смотрела на мужа, не решаясь поверить надежде, которая вдруг вспыхнула в ней.
— Но… как ты хочешь все это изменить?
— Я собираюсь поговорить с братом. На нашей свадьбе он обмолвился, что ему потребовалось уехать, чтобы понять, как дорога ему родина. Я пока не продумал своих действий, но я все изменю. Ты мне веришь?
— Да, Казимиро, — тихо сказала она. — Я верю.
Слабая улыбка тронула его губы — Мелисса все еще была с ним.
— Когда мне сказали, что ты пропала, мир словно рухнул — оправдались мои самые страшные опасения, — продолжал он. — Я представил жизнь без тебя. Без твоей доброй улыбки, нежных рук. Без нежных пальцев, которые бы гладили мое лицо ночью в постели. И я понял, что не могу этого допустить. Не перенесу, если это случится. Я бросился тебя искать. Все как в тот раз, когда инстинкт привел меня к твоей двери в ночь после бала. Ты пробудила меня, Мелисса.
— И что же это за инстинкт? — мягко спросила она, понимая, что Казимиро уже готов сделать главное признание.
Его взгляд был тверд, но руки дрожали. Всего одно слово, но самое могущественное — во всех языках мира.
— Любовь.
Последовала короткая пауза.
— Любовь? — переспросила Мелисса, как если бы Казимиро оговорился и она давала ему возможность исправить ошибку.
В ее душе боролись надежда и неуверенность в его словах.
— Да, любовь, — тихо повторил он и коснулся ее, но только для того, чтобы приподнять руку с обручальным кольцом. — Знаешь… когда я убедился, что мне придется жениться на тебе из-за ребенка, часть меня ликовала, потому что ты должна была стать моей. Полностью моей. Я смогу видеть и ласкать тебя когда захочу.
— Но ты этого не показал.
— Конечно не показал. — Казимиро пожал плечами. — Потому что я пришел в ужас от того, каким почувствовал себя тогда.
— Каким же?
Он помолчал секунду, затем сказал:
— Беззащитным.
— Ты — беззащитный?! — Мелисса удивленно округлила глаза.
— Да. — Он грустно посмотрел на нее. — Видишь ли, я вдруг понял, что ничем не отличаюсь от других людей, когда речь заходит о делах сердечных. И я не застрахован от боли и желаний.
Она протянула руку и погладила его по щеке. Он поймал ее ладонь и поцеловал.
— О, Казимиро, — прошептала она.
— Я люблю тебя, Мелисса, — произнес он тихо. — Я люблю тебя за то, что ты — это ты. Ты имеешь силу противостоять мне и принять меня. Я люблю тебя за то, что ты родила сына и так нежно растишь его, несмотря на беды, которыми судьба осыпала тебя. Я люблю вас обоих и буду любить всю жизнь, если только позволишь мне загладить вину.