Зачарованная кровь

Он улыбается на это заявление, но без привычного ехидства: и я замечаю, что от настоящей улыбки у него на щеках появляются ямочки. Лицо будто светлеет, как днём на лугу. Надо же, а он может быть и вполне естественным, а не напыщенным ублюдком, который якобы знает всё на свете. И ещё… симпатичным, вызывающим неправильное, кусающее изнутри желание дотронуться до линии покрытого мягкой щетиной волевого подбородка и ровных скул. На миг зажмуриваюсь, сбрасывая наваждение. Меня откровенно начинает пугать собственное «я», будто сам приезд Анвара в столицу открыл запертую внутри шкатулку с бабочками, и теперь они разлетаются по всему замку без шанса снова оказаться под безопасной крышкой.

– Ты не маг. На тебя бы это не подействовало. Жаль, что ты мне так не доверяешь, – он делает показательный глоток, а затем шагает к кровати и протягивает мне стакан, который я нерешительно принимаю.

– Только что ты признался, что уже несколько дней в облике мыши носишься по замку и следишь за каждым его углом – и это ты мне тут будешь говорить о доверии? Признайся, сколько раз подглядывал за мной?

– Виола, не надо равнять меня с пустоголовыми баронами, вся цель которых – забраться в твою кровать. – Тяжело вздохнув, Анвар садится слева от меня на расстоянии вытянутой руки. Приходится осушить весь стакан разом, чтобы оставаться равнодушной к колебанию пряного тёплого воздуха. – У меня было много куда более важных вопросов. Зато теперь знаю, что Данга можно прижать за мужеложество со слугами: для недавно назначенного азиса обнародование такого позора будет крахом. Он сделает всё, чтобы никто не узнал.

С подозрением прищуриваюсь – меняет тему он уж очень торопливо и слишком неуклюже для своих талантов манипулятора. О подобном в жизни Данга я и так давно догадывалась, так что совсем не удивлена.

– Ага. Так сколько?

– Раза два. Или три, но точно не больше, – даже не отнекивается Анвар, признаваясь с негромкой хрипловатой усмешкой. Искоса бросаю на него осуждающий взгляд, и кружащие в его радужке мириады отблесков свечей приковывают к себе так, что боюсь шелохнуться, пока он почти незаметно придвигается ближе. – Мне же нужно было узнать тебя получше. Пусть наш брак видится политическим союзом ради единой цели… Для меня это не игра на публику. Рождённые в песках не разводятся, никогда не женятся повторно, а за измену неверного закидают камнями на площади. Я сам жив лишь благодаря любви моих родителей, которые отказались следовать закону и убивать первенца. Представь, насколько опасно было растить мага в семье герцога, скрывать ото всех и обучать. Зато сейчас отец умрёт за меня, а я – за него, и за любого из братьев. И даже ради высших целей я не лишу себя единственной возможности построить такую же семью.

Добела стискиваю пальцы на пустом стакане, с мурашками осознания вслушиваясь в эту тихую, проникающую под самую кожу речь. Словно рассказ о совершенно ином мире, где родные люди действительно друг другу важны, где осуждается предательство и где не нужно защищаться ножами или руганью за семейным столом. Так бывает? Ох. Последние слова Анвара бросают меня в холодную дрожь возрождённой тревоги.

– Ты сейчас хочешь сказать, что брак будет настоящий? То есть… нет. Я не готова, мне это не нужно!

Залившись краской, едва заставляю себя не убежать, как напуганный заяц: вот это был бы стыд. Отворачиваюсь, чтобы только не поддаваться ощущениям, вызванным его близостью. Два совершенно противоположных желания. Отвесить оплеуху или прижаться к твёрдому торсу и согреться? Грохочет в самом затылке пульс.

– Хватит меня бояться. Да, у тебя повадки забитого, до одури одинокого волчонка, из-за которых я поначалу сорвался на грубость, но теперь мы союзники – во всём. Учись полагаться на меня и доверять. Как я уже почти научился тебя слышать.

Его ладонь мягко ложится поверх моей и вытягивает стакан из онемевших пальцев. По предплечьям прокатывается приятная волна тепла, отчего едва сдерживаю всхлип. Чувствую, что меня опять в чём-то переиграли, будто сама зашла в клетку и вот-вот позволю захлопнуть дверцу. Будто от каждого нового слова, от царящего в комнате полумрака тело перестаёт принадлежать мне и целиком переходит во власть низкого, эхом гремящего по рёбрам колдовского голоса. Наклоняет чашу весов в сторону, которая закрывает воображаемый замок на двери.

– И что же ты слышишь? – одними губами спрашиваю я, не решаясь повернуть головы и буравя невидящим взглядом узоры пёстрого витража на окне.

– Всё. Каждый удар сердца, страх, любопытство, боль в твоих мышцах. Видимо, немного перестарались мы сегодня с тренировками. Позволишь помочь? – убрав стакан на прикроватную тумбу, Анвар берёт с неё небольшой флакон с золотисто-янтарной жидкостью, на который я смотрю с опаской и ёжусь.

– Не нужно. Мне не привыкать. Больно мне почти всегда.