Шептун присел на большое кашпо.
– Целую вечность назад меч принадлежал тому, кто поклялся защищать дерево – первоисточник магии. Зачарованное Дерево.
– Что такое «первый источник»? – спросил Макс.
– Место, откуда произошла магия.
– Всего
– В том же смысле, в каком любую реку можно проследить до ручейка, а ручеёк – до родника, который начинает свою жизнь струйкой, текущей среди камней. Это, конечно же, не обычное дерево. В каком-то смысле оно просто притворяется деревом, чтобы наши жалкие умишки могли понять и осознать его. Возможно, его истинная форма совсем другая. Так вот, давным-давно было решено, что Дереву нужна защита. Магии грозила опасность из-за войны между волшебниками и теми, у кого не было волшебных сил.
Хеди и остальные кивнули. Об этом древнем конфликте они узнали во время прошлого приключения.
– Сражения закончились, лишь когда под угрозой полного истребления волшебники пообещали превратиться в фокусников и уйти в тень.
– Великий Пакт, – сказала Хеди.
– Именно. Когда был заключён Пакт, неволшебники потребовали, чтобы защитники дерева сложили оружие. Полагаю, меч как раз когда-то принадлежал защитникам. В те времена это было всё равно, что волшебнику отказаться от своей палочки. Зачарованному Дереву позволили жить – за ним не ухаживали защитники, но и неволшебники его не трогали. А вот сейчас что-то происходит. С Зачарованным Деревом что-то не так. Уже несколько недель фокусники всего мира рассказывают друг другу, что магия плохо работает. Даже моя магия начинает деградировать – ваш друг остался по ту сторону стены.
Хеди достала из-за пояса дневник дедушки Джона и перелистнула страницы.
– А что будет, если Дерево не спасти? – спросил Макс. – Эта штука навсегда останется на моей руке или отвалится?
Шептун низко наклонился, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с Максом.
– Тогда, молодой человек, будет мир без магии. Ты этого хочешь?
– Никто из нас этого не хочет, – сказал Спенсер.
– А Британский музей волшебный? Он поэтому исчез вместе с нашей семьёй?
– Во всех подобных учреждениях есть какие-то чары, – ответил Шептун. – Возможно – историческая спящая магия.
– А что станет с фокусниками, если исчезнет магия? – спросила Джелли.
– Не знаю. Может быть, они умрут.
Хеди схватила за руку Джелли и сжала её. Шептун сказал «они», словно стараясь лишний раз не напоминать, что Джелли теперь тоже «они».
– Или, может быть, умрёт только магия, – продолжил он. – Словно язык, на котором когда-то говорили, а теперь – нет.
– Фокусники попали в сонную ловушку, потому что магия работает неправильно? – предположила Хеди.
– Не думаю. Иначе эта юная
Хеди, Спенсер, Джелли и Макс переглянулись и одновременно подумали:
– Дедушка писал, что меч – это ключ к поиску халкидри, – сказала Хеди. – Что это такое?
– Многоцветное существо, – ответил Шептун. – Как говорят, у него двенадцать крыльев, голова крокодила и тело льва.
– Ага, вот это всё, а ещё оно питается огнём солнца, – пробормотала Джелли. – Мне одной кажется, что это звучит безумно, как-то страшновато, а
Хеди была согласна с кузиной, но всё же продолжила:
– Как нам его найти, сэр?
– Такое сильное существо, как халкидри, надо держать подальше от плохих людей, – сказал Шептун. – Если неволшебники решат применить силу халкидри во зло, она может уничтожить Дерево вместо того, чтобы оживить его. Я слышал, что карусель потерянных существ может доставить фокусника к халкидри. А вот там вам уже понадобится меч, чтобы выпустить его.
– А потом нам нужно будет доставить его к Зачарованному Дереву? Оно в Париже?
– Нет. Наш мир соединён с островом, где растёт Зачарованное Дерево, во многих местах, но
– Книгу Огня? А где она?
– Не знаю. – Он разочарованно щёлкнул языком. – Хотя моя магия не может вам помочь, я попрошу других из чрева города помочь вам, если они смогут.
Шептун наклонил голову, словно услышав что-то.
– Время вышло. Вы должны вернуться обратно, иначе и сами станете бронзовыми, – сказал он. – Пожалуйста, возьмитесь снова за руки.
Глава 12. «Додо-Манеж»
Их выбросило через стену прямо на Бесса. Должно быть, он всё это время расхаживал перед ней. Бронзовая статуя снова застыла на месте; на площади не было ничего странного – кроме, конечно, них самих.