Но насколько опасны эти теоретически вредные гены для каждого из нас? Стоит ли волноваться, если после анализа ДНК (который люди, похоже, делают все чаще) мы узнаем, что являемся носителями одного или нескольких таких вариантов? Эффект каждого из них в отдельности ничтожен, убеждает Харди. Даже плохой ген номер один, ApoE е4, гораздо менее страшен, чем три гена, вызывающие наследственную разновидность болезни Альцгеймера. Харди так расставляет акценты: «С аллелью ApoE е4 ваши шансы заболеть втрое выше обычного. С мутацией амилоида вы заболеете точно. Но все равно большинство тех, кто болеет, может винить прежде всего ApoE, потому что у 15 % населения встречается аллель е4. А те мутации АРР днем с огнем не найти».
Ряд ученых из американских университетов вместе с коллегами в Швеции пожелали дать более точную количественную оценку риска наследования спорадической формы болезни Альцгеймера. Этим проектом руководила профессор Маргарет Гатц из Университета Южной Калифорнии. Исследователи прибегли к классическому способу отделить константы наследственности от жизненных переменных – взяли близнецов. В близнецовых исследованиях сравнивают данные людей, у которых ДНК совпадает на 100 %, как у однояйцевых близнецов, или на 50 %, как у разнояйцевых. Затем можно вывести статистику, как часто второй близнец заболевает, если заболел первый.
Для болезни Альцгеймера ученые обратились к Шведскому реестру близнецов – громадной базе данных, собиравшейся многие годы, где приводится также подробная информация о факторах среды, общих и разных для членов пар близнецов. Было выбрано почти 12 000 пар старше 65 лет. Результаты исследования появились в 2006 году. Среди участников гены на 58–79 % обусловливали развитие болезни Альцгеймера, для мужчин и женщин одинаково. Также выяснилось, что гены имеют значение для возраста, когда деменция проявит себя: если болели оба близнеца, то заболевали они, как правило, примерно в одно время.
Надо сказать, что шведское исследование близнецов – не последнее слово в вопросе наследуемости болезни Альцгеймера. Другие работы ученых показывают, что наследственность менее важна. Но каков бы ни был риск в процентах, вывод ясен: за исключением редких случаев, наши гены не приговор. Какие же еще есть факторы риска?
19
Конечно, экология!
«Я подозреваю, что где-то в половине случаев в болезни Альцгеймера участвует среда», – говорит Калеб Финч, профессор нейронаук Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе. Финч по прозвищу «Так» – титан, ветеран и первопроходец нейробиологии старения. В 1965 году, когда он вступил на эту территорию, это были практически дикие земли, рассказывал он мне за обедом в университете, где проработал большую часть жизни. Студентом в Йеле в 1959 году Финч подумывал заняться биологией развития – достаточно новым тогда научным направлением с большими перспективами. Но один его наставник в Йеле, Карл Вёзе (микробиолог, которому предстояло перерисовать эволюционное древо – он открыл группу микробов, архей, образующих его третью ветвь), предположил, что изучать другой конец жизни может быть интереснее. «Если ты правда хочешь начать новое направление, почему бы тебе не заняться старением? Так он сказал», – вспоминает Финч.
«В аспирантуре, – продолжает он, – я написал диссертацию о старении и пришел к выводу, что мозг должен играть тут большую роль… Тогда, в 1965 году, я и определился со своей концепцией. Решил посвятить этому жизнь». И с тех пор ничто не подорвало его решимости, даже критические замечания крупного вирусолога Пейтона Рауса, который, как вы помните, вылил ушат холодной воды и на Леонарда Хейфлика с его знаменательным открытием предела деления клеток. После лекции Финча об исследованиях старения мозга Раус заявил, что Финч зря тратит время, всем ведь известно, что старость – это про сердечно-сосудистые заболевания да про рак.
Сейчас Финчу под 80. Он высок, худощав, слегка сутулится, лысоват, с пышной седой бородой и живым, любопытным умом. «Он похож на господа бога, – высказался один из его выпускников для заметки в журнале Science. – Как будто спустился с Аппалачей на прошлой неделе». Вполне может быть, ведь Финч в свободное время играет на народной скрипке и когда-то состоял в группе Iron Mountain String Band, которую основал в 1963 году вместе со своим другом Эриком Дэвидсоном, специалистом по биологии развития. В начальной школе его учили играть на трубе, а в 22 года он сам освоил традиционную для Аппалачей скрипку.