От редакции. История, по выражению А.Ф.Кони, есть “откровение общечеловеческих идей” и люди должны “слышать с ее страниц не только приговор неподкупного судьи, но и вещий голос пророка”. Апелляции к российской истории, в т.ч. истории идей, – не редкость, а скорее правило современной политической борьбы в нашей стране. При этом оценки одних и тех же явлений и процессов нередко бывают полярными, что определяется по преимуществу собственными идейными позициями высказывающихся. Мы же, в редакции “Полиса”, считаем, что от подобной “полярности” в обществе наступает некое смущение умов, особенно когда давние – исторические – споры получают свое продолжение в нынешней идейной полемике, которая, в силу известных обстоятельств социального раскола, все-таки требует более взвешенных, “нейтралистских” суждений. Продолжается сегодня и дискуссия о внешнеполитической траектории движения России между современными “западниками” и “славянофилами”.
В свое время мы открыли рубрику “Dixi!” специально для тех авторов, которые выступают с сугубо пристрастных или даже крайних позиций. Мы публикуем ниже материал именно такого рода и приглашаем наших читателей высказаться по существу проблемы, причем желательно, чтобы они “продлили” свои суждения в современность – в интерпретацию возможностей и ошибок нынешней внешней политики России.
Мы представляем читателям отрывки из новой, готовящейся к изданию книги профессора Нью-Йоркского университета А.Янова “Заколдованный круг. Русский национализм и судьба России (1825 – 2000 гг.)”. Автор в своей работе исходит из того, что ряд аспектов внешней политики нашего государства был тесно связан с идеологией русского национализма и великодержавия – и официальных, и характерных для многих критически настроенных к правительству представителей тогдашнего образованного общества. Под влиянием этой идеологии, по мнению А.Янова, находились не только славянофилы и их последователи, но и большинство либералов-западников. Парадокс, однако, состоял в том, что, как старается показать автор, российская внешняя политика и в эпоху Священного союза, и позднее служила не столько национальным и государственным интересам самой России, сколько интересам других держав. В результате Россия руководствовалась своего рода “идеологической утопией”, мечтая об объединении всех славян под эгидой российского самодержца и т.п. В ХХ в. внешняя политика Советского государства также во многом была направлена на осуществление новой утопии – на разжигание “мировой революции” и объединение всех трудящихся в лоне “социалистического содружества”. А.Янов указывает на опасность русского национализма для самой России, приводя формулу В.Соловьева: “национальное самосознание – национальное самодовольство – национальное самообожание – национальное самоуничтожение”, и считает, что эта формула сейчас снова становится весьма актуальной. Разумеется, такая постановка вопроса далеко не бесспорна, она наверняка вызовет у многих несогласие и возражения, однако редакция сочла полезным познакомить читателя с точкой зрения известного историка и политолога.
ЭВОЛЮЦИЯ СЛАВЯНОФИЛОВ
Славянофилы начинали в эпоху общелиберальной борьбы против российского средневековья, воплощенного в 1830-е годы в николаевской диктатуре, как партия преимущественно патриотическая, как преемники декабристов, как часть освободительного движения. Они, без всякого сомнения, были искренними и страстными противниками угнетения во всех его формах – крепостного ли права, цензуры или полицейского надзора над мыслью страны. И важным в пылу общей борьбы против николаевского деспотизма казалось именно это.
В эпоху Великой реформы, однако, оказались они вдруг на противоположной стороне баррикады от всех, кто хотел видеть Россию нормальной европейской страной. Стало, в частности, ясно, что вдохновляло их на борьбу с деспотизмом не европейское будущее России, а ее средневековое прошлое, не радикальная модернизация страны, а консерватизм, не идея, по выражению Чаадаева, “присоединения к человечеству”, а то, что называл В.Соловьев “национальным особнячеством”. Славянофильство заговорило вдруг языком того самого “государственного патриотизма” и “скрежещущего мракобесия”, с которым оно так отважно и самоотверженно воевало в эпоху диктатуры.