В марте Феликс еще более нетерпеливо, чем всегда, строил планы. Незадолго до рождества ему исполнилось двадцать лет. Итак, всего несколько месяцев — и он будет совершеннолетним. Он теперь стал смелее, больше верил в себя, но его мучило и унижало отсутствие денег. Ему хотелось купить весенний костюм, перчатки, иметь всегда деньги на мелкие расходы. Когда кто-нибудь из однокурсников брал Феликса под руку и вел в кафе или в пивную, он чувствовал себя как на горячих угольях — в кармане у него не было ни гроша, а сознаться в этом он стыдился. Феликс завидовал Паскалополу, он желал бы тоже доставлять Отилии маленькие удовольствия. катать ее в экипаже. Дядя Костаке и не думал давать ему денег, но зато предлагал какие-то сомнительные сделки. Однажды он пришел с целой коллекцией шприцев «Рекорд», вероятно, собственностью какого-нибудь неуплатившего за квартиру медика, и спросил Феликса, не расположен ли тот купить эти шприцы или, может быть, знает, кому их продать, — «некто» поручил ему это дело. Как-то раз, в воскресенье, Феликс_ собрался с приятелями в город, однако, сделав несколько шагов по улице, воротился домой. Стояла прекрасная погода, и ему стало жарко в пальто, но снять его и остаться в одном костюме было еще рано. Так как Костаке сидел дома один, Феликс, расхрабрившись от огорчения, направился к нему и в сердцах сказал, что он уже взрослый человек и, по его мнению, обладает достаточным доходом, чтобы не появляться в городе без гроша в кармане. У него нет одежды, книг, множества необходимых вещей, и ему нужны деньги. Имеет он наконец на это право или нет? Испуганный выходкой Феликса, дядя Костаке слушал, пытаясь его утихомирить и с забавным видом придерживая за рукав, но не произнес ни одного ободряющего слова, не дал никаких объяснений. Наконец, опустив глаза, он хриплым голосом неожиданно предложил:
— Если тебе нужны деньги, то почему ты не возьмешь взаймы у кого-нибудь, скажем, тысячу лей? Может быть, я достану у одного приятеля, только не говори никому.
Феликс был поражен этой суммой и на радостях не сообразил, что в устах дяди Костаке подобное предложение звучало странно. На другой день старик явился в комнату Феликса, подал ему вексель и, сделав таинственное лицо, сказал, что надо проставить в нем цифру — одна тысяча лей и дату — 30 декабря 1910 года. Феликс хотел спросить его о цели этой подделки, но Костаке околдовал его звоном целой пригоршни монет. Графа, в которой указывался срок платежа по векселю, осталась незаполненной. После того как Феликс подписался, старик вручил ему двести пятьдесят лей. Изумленный юноша вопросительно смотрел на него.
— Он не может дать тебе сейчас все деньги, — хрипло объяснил Костаке, — но каждый месяц будет передавать через меня двести пятьдесят лей.
Феликсу слишком не терпелось получить деньги, и он не стал выяснять, откуда они взялись, но это навело его на кое-какие мысли, и при первом удобном случае он посоветовался со своим приятелем юристом, который хорошо знал его положение.
— Старик заставил тебя датировать вексель декабрем потому, что тогда ты уже станешь совершеннолетним и, следовательно, будешь нести ответственность за свои поступки. Я полагаю, что он дал тебе эту тысячу из твоих собственных денег, и ты ему уплатишь тоже из твоих денег, из первого свободного от опеки дохода. Вот чертов старик!