Загадка Отилии

В этот вечер Джорджета пожелала, чтобы Феликс остался у нее. Он остался. Однако, хотя его мужской эгоизм и был удовлетворен, он втайне страдал от того, что уступил своим мелким, ничтожным побуждениям. Лежа в постели, Джорджета заставляла Феликса рас­сказывать о себе. Она хотела знать его намерения, его планы на будущее. Эти вопросы, чем-то похожие на во­просы Отилии, напомнили Феликсу, что он изменяет до­рогому ему образу. Он попытался забыться, рассказывая Джорджете о своих стремлениях. Сказал, что хочет стать выдающимся врачом, ученым, что университет для него — путь к будущей научной деятельности. Он мечтает что-то открыть, разгадать тайны науки, внести свой вклад в развитие медицины. Горячо говорил о том, что долг его поколения — заниматься созидательным трудом, о том, как удручает его тот факт, что ни в одной области миро­вой культуры не встретишь имен румынских ученых. Он сознавал себя способным на сверхчеловеческие усилия.

Джорджета держала руку на его плече, завороженная тем, что наконец-то мужчина удостаивает ее глубокомыс­ленной беседой. Она обладала довольно живым умом и читала много французских книг, правда, не слишком вы­сокого художественного качества. Ее быстрые ответы нравились генералу, который любил болтать с ней, но раз­говоры с Джорджетой всегда ограничивались фриволь­ными темами.

— Мне нравится твой энтузиазм, — сказала Джорд­жета, — но в жизни есть и другие радости. Позднее тебе наскучит так много учиться и ты захочешь жить полной жизнью. Я предвижу, что ты сделаешь блистательную партию, женишься на богатой девушке, займешься поли­тикой, станешь депутатом, возможно, пойдешь и еще дальше. Умный мальчик, вроде тебя, может добиться чего угодно.

Феликс был разочарован прозаичностью взглядов Джорджеты и ничего не ответил. Она вдруг показалась ему очень пошлой.

— Отчего ты так смотришь на меня?—спросила его Джорджета.

— Я смотрю... так... В конце концов, естественно, что я смотрю на тебя, когда говорю.

— Ты как будто хотел мне что-то сказать.

— Видишь ли, — вдруг решился Феликс, — мне надо идти. Я забыл сказать тебе, что у меня завтра много дел, я должен готовиться к экзаменам.

Мысль, что он проведет у Джорджеты целую ночь, мучила его, все представлялось ему лживым, и он искал предлог для бегства.

— Послушай, Феликс, имей мужество сказать мне прямо! Ты боишься остаться у меня, думаешь, что это неприлично?

— Нет, нет, — смущенно возразил Феликс, — все так и есть, как я тебе говорю.

Он быстро оделся, стесняясь взгляда Джорджеты, ко­торая следила за ним и терзалась сильнейшими подозре­ниями. Поступок Феликса был несколько оскорбителен, но она принудила себя верить, что он не лжет. Она не допускала и мысли, что от нее может убежать какой-ни­будь юноша.

Когда Феликс вместе с Джорджетой вышел в перед­нюю, он увидел там пожилого человека, который, грустно улыбаясь, снимал перчатки. Никто не слышал, как он пришел.

— Ах, генерал! — вскрикнула Джорджета.

— Oui, mon enfant, c'est justement ton gйnйral. Тебя это удивляет? Я увидел в твоих окнах свет. Ce n'est pas de ma faute... [14]

Феликс побелел, и генерал, который все еще улыбался, сейчас же это заметил. Генерал был приятный седоусый старик, одетый весьма тщательно, в костюме табачного цвета, с широким, заложенным в три складки черным шелковым галстуком и в котелке.

— Это твой молодой друг? Я очень рад. Разрешите представиться, генерал Пэсэреску.

И генерал, по-военному щелкнув каблуками и покло­нившись, вежливо протянул Феликсу руку.

— О, я виноват, мне просто нечего было делать,— искренно сожалея, сказал он без всякой иронии. — Я по­мешал вам. Домнишоара Джорджета проказница, она не сообщает мне свои точные приемные часы.

Обрадовавшись, что дело приняло такой оборот, Джорджета побежала одеваться.

— Как вы сказали вас зовут, молодой человек? — спросил генерал.

— Сима.

— Какой Сима?

Сын доктора Сима, из Ясс.

— Того, который служил в армии?

— Да.

— Но я знал Иосифа Сима, вашего отца. О, какая неожиданность!

Генерал внимательнее посмотрел на Феликса и взял его за подбородок; очевидно, юноша чрезвычайно по­нравился ему. Для Феликса этот жест был невыносим. Отилия, Джорджета, мужчины, женщины — все берут его за подбородок, точно он малое дитя.

— Поздравляю вас, милый мой! — засмеялся, не зная, что сказать, генерал.

Вся передняя пропахла духами генерала. Феликс дви­нулся к двери.

— Боже мой, вы не должны уходить, — запротестовал старик. — Я не хочу вам мешать. Сию минуту я уйду.

— Мне надо сейчас же идти, меня ждут, — в отчаянии сказал Феликс.

— Вот как? — удивился благовоспитанный генерал.— Знаете, домнишоара Джорджета прелестная девушка, она заслуживает нашей дружбы, — прибавил он. — Вы хорошо делаете, что навещаете ее. Она скучает. Видите ли, мы, старики, приходим из самолюбия, для того, чтобы пока­зать себя людям. А искусством развлекать девушек об­ладаете только вы, юноши.

Хотя в словах старика не звучало никакой насмешки, Феликс готов был провалиться сквозь землю.

— Идите сюда, дорогая домнишоара, молодой человек хочет с вами проститься.