Загадка Ватикана

Таким образом Сабинелла по приказу мужа претерпела ужасные муки. Ее раздели догола и высекли кнутом из воловьих жил, потом разбередили ее раны, одев на нее грубую власяницу, и бросили, всю окровавленную, в глубокое и смрадное тюремное подземелье. Там она молилась за сына, боясь, не случилось ли с ним несчастье. Молилась она также за Марциона и палача — просила Бога открыть им глаза, ослепленные дьяволом.

И тогда Сабинелле в ее подземелье явился ангел — он коснулся ее и вмиг исцелил все раны.

— Ничего не бойся,— сказал он ей.— Твой сын в лесу, в безопасности, и там его крестили.

Услышав эти слова, молодая женщина упала на колени и возблагодарила Бога за Его доброту, прибавив:

— Теперь, Господи, я могу умереть. Мой сын станет светочем Фессалии.

Ангел улетел.

На следующий день, увидев, что Сабинелла здорова телом и духом, Марцион ей сказал:

— Боги, которых ты осмелилась презреть, поклоняясь этому распятому рабу, проявили великодушие, исцелив тебя в течение ночи. Отрекись от Христа и сообщи нам, где спрятали нашего сына.

Она ответила:

— Меня исцелил Христос, и Он же указал мне, где прячется наш сын. Теперь он в мире и свете среди крещенных и для тебя недосягаем.

Услышав эти слова, Марцион потерял самообладание, ударил жену в лицо, потом отдал ее палачу.. Палач приказал разодрать ей тело раскаленным гребнем, велел припекать раны факелами и заклеймить ей лицо раскаленным свинцом. И так как она все время воздавала хвалу Господу Иисусу, он распорядился щипцами вырвать у нее перси и в таком виде вывести на площадь. Но Бог укрыл тело Сабинеллы облаком, сиявшим так ослепительно, что все, кто пришел посмотреть на муки святой, потеряли зрение.

Тогда Марцион схватил топор, за волосы втащил жену на плаху и, объятый безумным гневом, сам отсек ей голову. Отрубленная голова скатилась на землю и трижды подскочила во славу Святой Троицы. В тех местах, где она ударялась, возникли три источника, почитаемые по сей день, так как их вода излечивает от падучей, которую называют также худшей из болезней.

В тот самый день, когда Марцион опустил топор на шею Сабинеллы, молния расколола небо и поразила наместника Фессалии, заплатившего таким образом за свое упрямство и гнев. Увидев это, палач быт так напуган, что бросился в реку и утонул.

Святой Перпер с помощью Павла Вынутого-из-Ножен-Меча собрал драгоценные останки мученицы и перенес их в подземелье своего дома, где уже были захоронены все жители этой местности, которые скончались в вере Христовой. Позже это место было названо “катакомбами Перпера”, в честь епископа. После погребения святой произнесли молитвы, и Сабинелла обрела вечный покой в Царстве Небесном”.

Здесь профессор Стэндап умолк.

— Чудеса, да и только! — воскликнул апостольский нунций.— Вы переводите со скоростью... С чем бы это сравнить?

— Во всяком случае,— вмешался Сальва своим ворчливым голосом,— я пока что не вижу во всем этом ничего необычного. Перед нами детство, мало чем отличающееся от детства многих святых угодников. Те же чудеса, то же сопротивление императорскому Риму. Однако, желая быть осмотрительным, я сказал бы, что с точки зрения традиции в этой главе есть нечто настораживающее.

— Настораживающее? — повторил каноник Тортелли, сражаясь с магнитофоном, который ему никак не удавалось выключить.

— Действительно, это “Житие” очень похоже на множество других христианских легенд,— согласился Караколли.— Но ведь они все одинаковы, если рассматривать лишь элементы, составляющие легенду,— ангелы, бесы... Считаю необходимым отметить, что я в эти существа верю... Это, так сказать, одна из статей кодекса веры. Однако мне кажется, что они далеко не всегда являются людям с такой необыкновенной легкостью, как в этом “Житии святого Сильвестра”.

— Но ведь в те благословенные времена, когда только распускался прекрасный весенний цветок нашей святой религии,— позволил себе вмешаться в разговор каноник Тортелли,— все происходило совсем иначе, нежели сегодня. Чувства первых христиан были намного больше подготовлены к восприятию невидимого, чем наши.

Сальва предпочел не продолжать дискуссию на эту скользкую тему и спросил, можно ли считать наместника Марциона реальным историческим лицом или речь идет о персонаже вымышленном.

— Вымышленном? — взвизгнул каноник, перестав манипулировать кнопками своего строптивого аппарата.— Да как вы смеете? Легенда — это не роман, какие — увы! — сочиняются в наше грустное время. “Легенда” в переводе с латыни — это “нечто такое, что следует прочитать”. Таким образом, это произведение нравоучительное. Разве не чудесна Сабинелла, вся исполненная глубокой любви к нашему Спасителю? А как жестоки были эти язычники, упорствующие в своих заблуждениях! Как вы можете, мсье, говорить о вымысле!

— Будем осторожны,— заметил Сальва.— Под этим чудным ароматом святости кроется, вне всякого сомнения, какое-то темное дно. Разве “Житие Сильвестра” не получило номер шестьсот шестьдесят шесть как печать позора?