Загадка Заболоцкого

Идея бессмертия, на которое в начале главки намекает «дыханье мысли вечной и нетленной», здесь появляется вновь, уже в контексте будущих поколений, как и в «Завещании» и «Метаморфозах». Поэт предлагает тост «за святой человеческий труд, чтобы дети запомнили наши, как мы с вами работали тут». Поскольку в советские клише поэт в этом стихотворении вкладывает вторые смыслы, выражение «святой человеческий труд» можно понять как намек на принудительный характер труда и как призыв будущим поколениям хранить святость труда, берущую начало в искреннем уважении к человеку. В следующей строфе вновь возникает образ бессмертия: строители дорог сравниваются с титанами, а строящаяся дорога становится духовной и литературной дорогой к бессмертию, – оставаясь при этом результатом труда заключенных.

В завершении главки происходит возврат к интонации вступительной части: вновь появляется голос всеведущего, философски настроенного и вроде бы политически благонадежного рассказчика, а с ним и пятистопный ямб. Заключение, похоже, содержит типичное видение светлого будущего, в котором природа покорена советским трудом.

Нет, не напрасно трудится народ,
Вооруженный лампой Аладдина!
Настанет час – веществ круговорот
Признает в нем творца и властелина.
Настанет час, когда в тайник миров
Прорвутся силы разума и света
И, бешенство стихий переборов,
Огромным садом станет вся планета.
Недаром нас приветствуют вдали
Кристаллами окованные скалы,
Недаром сами камни и металлы
С тяжелым звоном рвутся из земли.

Но и здесь внимательное чтение дает неоднозначные результаты. Неоднократные упоминания о драматических изменениях – «настанет час» (дважды) и упоминание «круговорота веществ» – оставляют открытой возможность не вполне соцреалистического авторского замысла. Вероятно, что автор касается здесь идеи бессмертия, идеи неразрушимости материи, столь важной в мировоззрении Заболоцкого, и концепции «круговорота энергии», основополагающей в мысли Циолковского[296]. Такую интерпретацию поддерживает заключительная строфа главки. Описание «кристаллами окованных скал», которые «нас приветствуют», и «камней» и «металлов», которые «рвутся из земли», напоминает изображение везде присутствующей в разных формах жизни в стихотворениях «Вчера, о смерти размышляя», где в камне проступает Сковорода, и в «Завещании», где поэт в форме «безжизненного кристалла» впервые ощущает жизнь. Тогда поэма «Творцы дорог» – это почти федоровская утопия, построенная на торжестве человека как «творца и властелина», разум которого позволяет ему видеть связь между всеми формами материи. Идея связи между формами материи легко вписывается и в третью главку изначальной редакции, о которой говорилось выше. Однако представление о человеке как «творце и властелине» противоречит первенству природы в первоначальной третьей главке и дает основания полагать, что решение удалить изначальную вторую главку было принято ввиду необходимости логического согласования, а также по цензурным соображениям.

Другая несоцреалистическая интерпретация не столь убедительна, потому что она предполагает необычно отчетливую политическую позицию Заболоцкого. В ней перемена в завершении поэмы – это знак политических перемен: утверждение, что существующая система, построенная на советском мифе, должна измениться и что люди достигнут нового Эдема, когда в «тайник» проникнут свет и разум, показав советскую действительность такой, какая она есть, а создателей дорог – теми, кто они есть, заключенными, осужденными системой вопиющего неправосудия и настоящими героями труда. Более поздние высказывания поэта о социализме, самое выразительное из которых процитировано в эпиграфе, и использование сказочной образности в стихотворении подкрепляют такое прочтение. Народ как «маг и чародей» в первой строфе; «царство снегов и туманов», «последние пределы земли» и «титаны» (которых можно объяснить поэтической вольностью); народ, «вооруженный лампой Аладдина», в завершении; и возвышенная интонация в описании реальности в середине – все это приводит на память советский лозунг «сказку сделать былью». Создавая общую атмосферу сказки, поэт наделяет народ волшебной силой, в том числе способностью рассеять тьму. В то же время он дает читателю знак, что грандиозное соцреалистическое повествование, которое он создает, – не что иное, как сказка или миф. Если точнее, подлинными являются героический труд людей и их потенциальное умение видеть сквозь миф, но не внешний социалистический глянец.