Загадка Заболоцкого

С моей помощью и природа, и человечество преобразуют самих себя…

Растения во всем их многообразии – эта трава, эти цветы, эти деревья – могущественное царство первобытной жизни, основа всего живущего, мои братья, питающие меня и плотью своей, и воздухом, – все они живут рядом со мной. Разве я могу отказаться от родства с ними?

Заболоцкий. Почему я не пессимист

Человек спасается не от тела, а в нем, спасается не от материального мира, а с ним. В силу того что человек является микрокосмом и посредником в творении, его собственное спасение предполагает также примирение и преображение всей живой и неживой окружающей его природы… На «новой земле» будущего века уготовано, разумеется, место не только для человека, но и для животных: в человеке и через человека они разделят бессмертие, и то же случится и с камнями, деревьями и растениями, огнем и водой.

Митрополит Каллист Уэр. Православный путь

В Преображении «на Фаворе не только Божество является человекам, но и человечество является в Божественной славе». Преображение – это телесное и видимое явление Божественной славы…

Леонид Успенский. Богословие иконы

Спустя 11 лет после того, как Заболоцкий написал, по видимости, полемическое стихотворение «Я не ищу гармонии в природе», он сам ответил на свои аргументы стихотворением «Вечер на Оке», растолковав некоторые вопросы восприятия, природы и метафизики – можно даже сказать, «богословия». В произведении отсутствует «советская» облицовка, благодаря чему по форме оно еще ближе к вечернему чувствительному размышлению чувствительности. Однако наиболее поразительна в этом стихотворении картина преображения природы и ее связь с Декларацией ОБЭРИУ. Но эти вопросы мы рассмотрим позже, так как сейчас мы должны ненадолго вернуться к проблеме Заболоцкого и болот.

Учитывая распространенность болот в России, неудивительно, что и в русской поэзии они возникают с определенной регулярностью. Русский поэт, который бо́льшую часть детства провел в заболоченных окрестностях реки Вятки, начал свой творческий путь в городе на болоте, Ленинграде, продолжил его в лагере и ссылке в болотистой тундре[324] и в последние годы летом жил на даче у Оки, скорее всего, сделает болотистую местность сценой действия некоторых стихотворений. Заболоцкий так и поступил. Его ранняя «символистская» поэма «Промерзшие кочки, бруснига» не только разворачивается на болоте, но и выступает как возражение на «Полюби эту вечность болот» Блока. В его втором «символистском» стихотворении, «Сердце-пустырь», местом действия также выбрана заболоченная река, а пародийный «Драматический монолог с примечаниями» разворачивается на затоне реки Вятки.

Образ болота в «Драматическом монологе» весьма двусмысленный, как раз из-за пародийного характера произведения. В «Промерзших кочках и брусниге» болото – это место потенциального откровения: «Мне кажется: новая книга / Раскрыта искателю мне… И сосны, как желтые свечи / На Божьем лесном алтаре…» [Заболоцкий 1972, 2: 229]. В стихотворении «Сердце-пустырь» река – это источник глубокого эротического и метафизического смысла, или даже собственно откровения. Позднее болотистый ландшафт снова послужит декорацией, и даже катализатором откровения в стихотворениях «Лесное озеро» (1938) и «Вечер на Оке» (1957).