Во время своего рассказа он нервно посматривает на лицо Эллен. Опасение, что она начнет бурно реагировать — с агрессией или нервным срывом, — по-прежнему не дает ему покоя. Но не похоже, чтобы ее что-нибудь шокировало. Ни то, что он встретил другую, ни вся эта сумасбродная история с утратой памяти, заменой личности и обвинением в убийстве, ни ДНК, найденная этим идиотом Сперлингом… Постепенно в нем спадает напряжение, речь начинает литься свободнее, и в конце концов он подходит к причине, по которой пришел к ней. Карминно-красная краска на основе костного клея из пыточного подвала.
— Краска на основе костного клея, — повторяет Эллен, покачивая головой.
— Да, карминно-красная, — поспешно добавляет Йоахим.
Он допивает остатки вина в своем бокале и жестом просит официанта принести им еще по одному.
— Я больше не буду, — торопится отказаться Эллен, отъезжая на стуле чуть назад.
Йоахим настороженно смотрит на нее. Ну вот, сейчас начнется приступ бешенства. Сцены. Сейчас она станет такой, какой он ее знал. Она допивает вино из своего бокала и тянется за стаканом воды. Тогда она не пила вина, ничего не ела, все время жаловалась на недомогания и боли в самых невероятных местах. Действительно ли сейчас перед ним сидит та самая женщина, с которой он жил раньше?
— Тебе это о чем-нибудь говорит?
— О чем? Ты хочешь выяснить, знакома ли я с каким-нибудь художником-садистом, который сдирает кожу с женщин и раскрашивает ее красной краской?
Йоахим пожимает плечами.
— Может, это и звучит слишком упрощенно… но да. Что-то в этом роде, — подтверждает он, не сводя глаз с Эллен.
И тут — вот оно. Она улыбается, качает головой и отвечает: «Нет». Но уже так, как это хорошо знакомо Йоахиму. Когда Эллен лжет, она не сразу начинает говорить. Она всегда так делала. У нее острый ум, гораздо острее, чем у Йоахима, и на большинство вопросов она отвечает классически, как пулемет: быстро, обдуманно, ясно. Лишь когда лжет, она выжидает.
— Ты уверена?
— Ну, разумеется. Я твоего убийцу не знаю.
— Эллен, а есть ли кто-нибудь, о ком ты могла бы такое подумать? Вообще?
— Предположим, Тёгер Саксиль, — говорит она совершенно спокойно и так же медленно.
И тут впервые к Йоахиму приходит сомнение. Может быть, это двойная ложь?
— Ты его знаешь? — спрашивает она. — Он рисует красками на основе костного клея. Но дело не только в этом. Он рисует женщин и боль, в его живописи есть кое-что… провокационное. Он изображает страдание, и в его сюжетах всегда есть элемент, взятый из-за пределов допустимого, зачастую сексуального.
Эллен замолкает.
Йоахима мучает сомнение: за очень короткий промежуток времени он забрался в такие дебри, из которых не сможет выбраться. Или же это ложный след? Нет совершенно никакой уверенности в том, что убийца Луизы из среды художников. Но с другой стороны: откуда могла взяться дорогая и редко используемая краска в подвале пыток?
— Само собой разумеется, я не могу быть уверенной. Однако, исходя из того, что ты рассказываешь, это мог быть он… В его работах есть не только физическая боль, но и нечто большее…
Эллен подыскивает слова, Йоахим ожидает.
— Он, например, написал крушение башен Всемирного торгового центра. И вымышленные сцены из концентрационных лагерей. Он и в самом деле стоит на грани, — говорит она и облокачивается на спинку стула.
— Тёгер Саксиль, — повторяет Йоахим. — Спасибо за…
Он машет рукой, зная, что она понимает значение этого жеста: и то, что она поможет ему, и то, что они могут просто так посидеть здесь. После всего того, что было между ними. Эллен оставила на своем стакане красный отпечаток губной помады. Интересно, пользовалась ли она тогда косметикой? Нет, она терпеть не могла никакой косметики и парфюмерии. Да и волосы у нее выглядят совершенно по-другому, стали более крепкими и пышными.
— У меня есть неплохой шанс встретиться с ним вечером, — сообщает она. — Сегодня состоится ужин для членов правления Академии изящных искусств, а он один из них. Он там появляется не каждый раз. Но если он будет, я смогу спросить, не убивал ли он бездомную проститутку в пыточном подвале и не сбрасывал ли после этого ее труп в печь фабрики металлических изделий.
Ее рот растягивается в улыбке, да и Йоахим не может удержаться от смеха.
— А могу я прийти на этот ужин? — воодушевленно спрашивает он, наклоняясь вперед. — Я могу подождать снаружи и встретиться с ним, когда все закончится…
— Нет, не можешь. Что за странная идея, — со вздохом отвечает Эллен, делаясь утомленной.
Она ставит стакан с водой на столик, достает из сумочки свой мобильный телефон и смотрит, который час.
— Похоже, мне пора идти.
Она резко поднимается.
— Но я могу просто поприсутствовать там, — настаивает Йоахим. — Ему совершенно необязательно знать, что мы знакомы.
Эллен качает головой.
— Так не пойдет, Йоахим. Неужели ты сам не понимаешь, что это сумасбродная идея? Мне все-таки не следовало рассказывать тебе об этом ужине, — быстро говорит она в своей обычной манере.