Загадочная женщина

Когда они идут, ее рука оказывается у него на ягодицах. Это происходит быстро, и сначала ему кажется, что это было случайно. Но что-то она там слишком долго держится для случайного жеста. Или? Но Эллен уже идет дальше, проходя мимо него. Он останавливается, опорожняет стакан воды. Как раз пришло время сдерживать себя.

* * *

Йоахим готовился заранее, и именно поэтому он начинает разговор с Тёгером как-то несуразно.

— Вы работаете с красками на основе костного мозга? — задает он провокационный вопрос.

Художник несколько раздражен. Должно быть, из-за того, что Йоахим вклинился в его разговор с двумя женщинами. Одна в белом платье, а вторая его японка — они смотрят на Йоахима, как на селянина, осмелившегося наступить на тень императора.

— Да, — сухо отвечает Тёгер.

И больше ни слова. Он снова поворачивается к этим двум женщинам, японочка пытается скрыть смешок.

— А позвольте узнать, почему вы используете именно такую краску на основе костного клея? — продолжает допрос Йоахим несмотря ни на что.

Тёгер выдыхает сквозь передние зубы, у него какой-то усталый вид.

— Вы прерываете наш разговор, — делает он замечание Йоахиму, при этом авторитарно кладя руку ему на плечо. — Лучше бы вы выпили чашечку кофе вместо этого.

— Прошу простить. Я, безусловно, понимаю, что прервал разговор. — И тут он осознает, что говорит, как пьяный.

Ему на помощь приходит Эллен, кладет ему руку на спину, прижимается к нему и говорит, улыбаясь:

— Тёгер, я прошу прощения за такое нападение. Это все моя вина. Я заметила, что ему наливали больше чем нужно. Йоахим сейчас собирает материал для новой книжки, и я рассказывала ему, что ты можешь помочь с информацией об использовании в живописи краски на основе костного клея. Сожалею, что не познакомила вас должным образом. Возможно, Йоахим был несколько… навязчив, но это без злого умысла.

Эллен улыбается. Йоахим прижимается к ней и чувствует слабый запах мыла. Но к нему примешивается еще какой-то цветочный аромат, может быть, духи. Она что, стала пользоваться духами? Тёгер начинает рассказывать о красках на основе костного клея, делая это только ради Эллен, а не ради Йоахима.

— А как насчет боли? — спрашивает Йоахим, удивляясь самому себе, и внимательно следит за реакцией художника.

— А что насчет боли?

— Почему вы изображаете боль? Страдающих женщин?

— Вы говорите об этом так, словно это я причиняю им боль.

— А разве это не так? — И он снова ждет реакции Саксиля.

Тот лишь пожимает плечами.

— Это старая дискуссия. Меня это не интересует, — отнекивается он.

— А почему, собственно, нет? — спрашивает Эллен, поддразнивая его.

Она владеет языком условностей, и вот уже Саксиль не выглядит напряженным.

— Я изображаю мир таким, каким его вижу. Передаю те впечатления, которые у меня возникают. Всю агрессию и насилие я сдерживаю в себе до тех пор, пока это у меня получается. И тогда я начинаю рисовать…

Похоже, этот ответ удовлетворяет Эллен. Такое объяснение подойдет для каталога или интервью.

У Йоахима возникает ощущение, что он идет по ложному следу. Он не знает, как должен выглядеть убийца и откуда у него такая уверенность, но теперь он убежден, что Тёгер Саксиль не является убийцей Луизы. Йоахим пытается вникнуть в разговор, но его мысли не дают сосредоточиться на светской болтовне.

Он думает о ДНК. Елена находилась на фабрике, а потом она оказалась на Борнхольме с вещами Луизы. Кошелек, рюкзак. Разве этого недостаточно? Хватает ли у Сперлинга оснований, чтобы упрятать ее за решетку?

Эллен берет его под руку и уводит за собой. Все с любопытством смотрят на них. Йоахим вспоминает другие эпизоды со значительно более драматичной развязкой. Вот Эллен рыдает. А вот она устраивает Йоахиму скандал. Но по той или иной причине это не играет никакой роли в этих кругах. Здесь можно делать самые невероятные вещи: мочиться прямо на пол, испражняться на гардины, трахать жену хозяина дома, перерезать проводку садовыми ножницами. Все это будет расцениваться как победа над мелкобуржуазными предрассудками. Гораздо хуже, если у тебя противоположный вкус.

— Прежде чем уйти отсюда, я хочу тебе кое-что показать, — сообщает Эллен с энтузиазмом.

Они возвращаются в вестибюль, а оттуда направляются в сторону ее кабинета. Но проходят мимо вереницы дверей и двигаются к лестнице.

— Я только захвачу свой пиджак, — говорит Йоахим, когда они проходят мимо двери.

— Мы будем возвращаться этой же дорогой, — отвечает Эллен, не замедляя шага.

Они поднимаются по лестнице, при этом Эллен ему что-то оживленно рассказывает, не выпуская его руки из своей.

— Это было на последней выставке, нечто особенное. Завтра все отправят назад, в Брюссель, поэтому сейчас остался последний шанс. Я не могу от этого оторваться. Если бы я могла, я бы поехала за ней, или в ней, как в фильме Куросавы. — Эллен еще что-то говорит о каком-то человеке, который уходит в живопись и становится ее частью.