Джинкс снял звукосниматель и выключил мотор. – Великолепно. Отличная запись, – похвалил я. – Одна фраза пропущена…
– Подожди, вот проиграем ему эту запись. – Я рассмеялся. – Уж он-то ничего не пропустит.
Холидей пребывала в сумрачном расположении духа, которое не покидало ее все время прослушивания записи. Я предложил ей сигарету и зажег спичку. Она не поднимала глаз.
– Мне казалось, что прослушав запись, ты немного успокоишься, – подбодрил я ее.
Холидей по-прежнему молчала.
– Похоже, она не произвела на тебя никакого впечатления.
– Нет.
– Черт побери! Мы снова на коне… Чего же ты хочешь?
– Дай ей самой пораспоряжаться… Это ее немного позабавит, – вмешался Джинкс.
Она даже не посмотрела в его сторону.
– Ты злишься, что это была моя идея?
– Не будь дураком.
– Ну хорошо, – согласился я. – Отныне это твоя идея. Распоряжайся. Ты слышишь, Джинкс?
– Какая разница? – возразил Джинкс. – Мы все завязаны в этом деле. Я-то не возникаю по поводу руководства, хотя и выложил восемнадцать сотен.
– Ну чего можно ждать от женщины, которая не понимает, ради чего мы рискуем. Вот смотри, – теперь я обращался к Холидей. – Ты не сможешь активно вмешаться в игру, потому тебя и гложет злость из-за того, что эта идея первому пришла мне в голову – так уж получилось.
– Большой человек. Хозяин, – снова завела она свою песню.
– Это ни к чему хорошему не приведет, – заметил Джинкс.
– Я просто ей не нравлюсь, – пояснил я. – Она невзлюбила меня с первого взгляда.
– Это до добра не доведет. – Джинкс встал между нами, неодобрительно качая головой.
– Конечно, черт побери, ни к чему не приведет. Разве только в морг, и очень скоро.
– Кто это так напуган? У кого штаны мокры от страха? И ты еще хочешь думать за нас! Взбалмошная истеричка хочет руководить нами! У тебя настроение меняется каждую минуту, то ты паникуешь, то бьешься в истерике, вот когда мы окажемся в морге, сама будешь соображать…
– У меня хватило ума вытащить тебя из той вонючей тюряги, – вспыхнула она.
– Дело было не во мне, – огрызнулся я. – Тебе нужно было вытащить своего братца, а его убили. Отлично ты все спланировала.
Она подалась ко мне, ее глаза горели злобой.
– Послушайте… – Джинкс пытался удержать ее за руку, но она рывком освободилась от его опеки.
– Ты послушай, – сказала она ему. – Этот сукин сын просто ненормальный. Черт побери его вместе с его проклятым интеллектом и университетским образованием. Может быть, он и может поглядывать на нас свысока, но это не дает ему права рисковать нашими жизнями ради своих безумных идей. Если мы пойдем за ним, нас всех перебьют.
– Безумных идей? – разозлился я. – О чем это ты? Про историю с записью?
– Именно это я и хотела сказать…
– В этом нет ничего безумного, разве не так? – спросил я Джинкса.
– Я же вложил в это дело восемнадцать сотен.
– В этом нет ничего ненормального, – обратился я к Холидей. – Идея не блещет оригинальностью и проста как мир. Чтобы быть безумной, она должна отличаться новизной, мудростью и быть великолепной. А здесь ничего этого нет. Обычная, дешевая идейка…
– Какая скромность! Кого ты хочешь одурачить?
– Ты не веришь, что я не горжусь ею, не так ли? – поинтересовался я.
– Чушь.
– Я не только не в восторге от нее, – я уже с трудом сдерживал ярость, – я стыжусь ее. Это даже не блестящий выход – если можно так выразиться, который бы льстил моему самолюбию. Просто элементарная целесообразность, небольшая материальная выгода, и легко достижимая к тому же.
– Слова, слова. Много шума, а толку чуть, – не унималась она. – Так можно себя вести с обычным копом, а не с инспектором.
– Инспектор, начальник, мэр – какая разница? Все имеет свою цену. Для Кобетта это полугодовое жалованье, для других больше. Денег у нас сейчас нет, поэтому надо найти замену. Вот и все. Ты думаешь, как эти ублюдки Кэрпис, Флойд и Дилинджер пролезли наверх? Своим умом?
Я пожалел, что когда-то обладал ею, видел седьмое чудо света. Тогда бы я сплавил ее в Чикаго, где полиция уже давно заждалась. Если бы только не… Но я это сделал.
– О Господи, – простонал я. – Неужели ты не можешь понять своим куцым умом, что хоть этот парень инспектор, но годится для него то же, что и для остальных? Как можно шантажировать человека, которому нечего терять? Именно поэтому нужен инспектор, а не какой-то паршивый полицейский.
– А ты не подумал, что именно это и делает все очень рискованным?
– Это как еще?
– Ты прокрутишь ему эту запись, ему же надо ее услышать, не так ли?
– Конечно.
– И что он будет делать?
– Сделает то, что мы ему прикажем.
– Убьет нас и уничтожит запись. И ничто ему не помешает. Он же инспектор и всегда выкрутится.
Я удивленно посмотрел на нее. Неужели мне всегда придется разжевывать все до мелочей, неужели такова моя судьба?
– Ну объясни же ты ей наконец, Джинкс, – взмолился я.
– Он прослушает копию, которую мы сделаем, всего лишь копию…
– Это было ясно с самого начала, – перебил его я. – Зачем же мы притащили сюда фонограф? Прослушивать фуги Баха? Мы проиграем запись на нем и снова запишем ее, получится копия…
– Ну-ну, – вмешался Джинкс. – Не царапай ее…