Обессиленный, я казался себе маленьким мальчиком, которому было и страшно и больно. И вовсе не мухи вились надомной, а посланцы проклятого колдуна, жаждущего моей жизни. Ну, уж нет, и собственный протестующий крик выдернул меня из забытья, а в воздухе еще перекатывалось одно только слово «НЕТ!» Я уткнулся в мягкую землю лицом и, собираясь с духом, желал лишь одного: сделать свое последнее дело и убраться отсюда. Так пролежал я довольно долго…
Открыв глаза, я увидел, что утреннее солнце мягко разлилось по окрестностям, а в поднебесье парят птицы.
Как можно осторожнее я перекатил тело Жана в могилу, предварительно застелив ее сорванными листьями. Спустился в яму и, словно боясь потревожить сон друга, аккуратно уложил его на спину, скрестил на груди руки и засыпал теми же зелеными листьями. Большого труда стоило вскарабкаться наверх.
Слезы снова потекли по лицу. И надо было бы что-то сказать Жану на прощание, что-то последнее, особенное, но не было нужных слов в запасе. Я знаю, он бы понял, он бы простил…
Горстями захватывал я влажную землю и кидал ее в могилу. Медленно, укрывающие Жана листья присыпались землей. Примерно через час погребение было завершено. Также, руками я сформировал небольшой холмик и присел рядом с могилой. Пришла пора расставаться…
Да… какой во всем этом был смысл?. На черта нужна нам была эта поездка? Чтобы поискать приключений или чтобы Жан остался здесь навсегда? Если так, то все и получилось, как задумывалось. Но ведь не к этому мы шли так долго! Что ты-то думаешь об этом, Жан?
Я оглядел могилу, соображая, чего тут не хватало? Господи, крест! Конечно же, крест. Только вот из чего бы его соорудить? Ах, да, есть же такой, там, внутри церкви! Все верно, пусть послужит нужному делу. Я, если можно так выразиться, поспешил за ним. Мерзкий трупный запах внутри развалюхи усилился и, как мне показалось, даже придал воздуху красноватый оттенок.
Крест, которому предстояло отныне стоять на могиле, до сих пор торчал в башке чернокожего монстра. Я подошел, ненависть подкатила к горлу и, откуда только силы взялись, в несколько рывков вытащил его из разбитого черепа.
— Черт бы забрал вас, если такая смерть для вас освобождение!
Я медленно побрел к выходу, чтобы завершить задуманное. В этот момент взгляд наткнулся на валявшуюся у самой стены сумку Жана. Я подошел, с покряхтыванием и стоном нагнулся и заглянул в нее. Первое, что бросилось в глаза, это, лежавшая сверху, металлическая коробочка с демантоидом. Я взял ее, раскрыл, и выложил его на ладонь. Камень, как показалось, был тусклым, словно тоже оделся в траур. Завернув минерал в носовой платок, я механическим движением сунул его в карман. И тут я заметил Баку, мирно покоившегося на самом дне сумки.
При виде маленькой уродливой куклы Вуду, так или иначе затащившей нас в эти края, меня захлестнула ни с чем несравнимая ярость. В голове словно что-то разорвалось, разлетелось и с грохотом рухнуло. Я схватил уродливую игрушку, и с крестом подмышкой выкатился наружу.
— Будь ты проклят, адское порождение! Ты, гад, загубил стольких людей, столько жизней оборвалось по твоей паскудной наводке! Да, будь же ты проклят, колдовская подлюга, сдохни теперь и сам с моей помощью! — Выкрикнул я, и изо всех своих последних сил вонзил в тряпичного монстра церковный крест.
Бака словно нанизался на толстое железное основание.
— Передавай привет, сволочь немая, своему хозяину! — вопил я, вгоняя крест в могильный холмик. И, то ли сила, вложенная мною в этот последний удар, была изрядной, то ли земля оставалась все еще слишком мягкой, но крест вошел в землю довольно глубоко, похоронив под собой и пригвожденное к нему чудовище. Я заровнял почву у основания креста и понял, что миссия моя исполнена. Новая вспышка боли полыхнула в воспаленном боку и я провалился в забытье.
И возвращаются ветры на круги своя
Сознание возвращалось рывками, какими-то проблесками, которые становились все насыщеннее, ярче, пока не разлились ровным умиротворяющим светом где-то там, в глубине души и только глаза не хотели открываться. Мне ничего не было нужно, ни желаний, ни движений, я лежал и тысячу раз умирал, чтобы возродиться снова и снова. А вокруг тишина, и исподволь возникшее, нарастающее неуклонно чувство страха, одиночества и отчаяния. Зачем это и где это я, там или здесь? В аду, за грехи свои, или еще на дороге к нему? Да, так или иначе, но все, что надо свершилось, наверно, все-таки умер. А может, еще не совсем, раз остались какие-то чувства, хотя бы и тот же страх. И теперь должна появиться боль. А почему именно боль?