Загон

Еще один день был на исходе, день весьма непростой, принесший, прежде всего, понимание происходящего, в результате чего все неизвестные, более или менее, но определились. Дело оставалось за малым, — завтра, явившись к следователю, все показать и рассказать, ну, а уж потом, уповать на справедливость отечественного правосудия. Ха, а в принципе, есть ли она, эта справедливость? Взять хотя бы Пашка! Ну, чего ему не хватало? Я взял этого желторотого птенца на работу, платил ему неплохие деньги, в коллективе его ценили и уважали, а он такую свинью подложил! Во имя чего? Неужели все люди настолько порочны? И я, значит, не лучше? Тьфу, тьфу, прости Господи, конечно же, нет! По крайней мере, мне такого никогда не сделать, ну, не смог бы, подох бы, но не сделал! Так ведь не один же ты такой правильный, посмотрите на него! И без тебя таких хватает, однако, кого ж тогда все-таки больше на грешной земле?

Рассуждая подобным образом, я ходил взад и вперед по комнате, и взгляд мой случайно упал на куклу Вуду, по-прежнему подпиравшую горшок с кактусом. Я взял чудище в руку и заглянув прямо в его омерзительный, выпуклый глаз, спросил:

— Ну, а ты? Смог бы?

Бака щерился своим шитым ртом, и было ощущение, что он откровенно смеется надо мной.

— Насмехаешься? — укоризненно вопросил я. — Друг называется! Эх, ты! Да окажись ты в моей ситуации, еще неизвестно, не вылез бы твой единственный глаз тебе на лоб! Взять хотя бы Таню…

И вновь пришла на память вчерашняя «ночь любви», и я даже застонал от чувства отвращения к себе.

— Болван! Ну, как мне теперь показываться ей на глаза? Такого намолотить! Так все шло хорошо, но уж действительно, «пришел сержант и все испортил!»

Плюнув со злости, я вернул Баку на его место и пошел в душ. Завтра меня ждет еще один трудный день, надо хоть выспаться, как следует, а иначе у следователя и лыка связать не смогу. А фирма на меня надеется…

Как ни странно, но в эту ночь бессонница меня не беспокоила, я спал сном праведника, а вероятнее всего, просто дошел до ручки. Не будет преувеличением сказать, что круговерть событий, в череде которых одно было хлеще другого, вымотала меня до предела, до пьяных постельных безумств, и… в общем, «покой нам только снился.» Да, черт с ними, с этими рассуждениями, следует просто сказать, что едва моя голова коснулась подушки, как я уснул мертвецким сном.

Когда зазвонил мобильник, я даже не сразу понял, что это такое. В темноте и с перепугу, судорожно зашарил по тумбочке в поисках будильника, схватил его и уронил, грохнуло и зазвенело, дрожащая рука ткнулась в ночник, и он улетел куда-то, а телефон все звонил и звонил. Наконец, немного придя в себя и сообразив, откуда раздается звук, я уцепил мобильник и хрипло рыкнул в него:

— Алло!

А где-то, на другом конце космической связи что-то хлюпало, хрюкало, или сопело. Сон слетел, как будто его и не было и теперь уже тревога начала заползать в душу, да ведь ночные звонки могут испугать любого. Ну, кто, позвольте спросить, будет звонить ночью, если нет крайней нужды? И я снова проорал в телефон:

— Алло! Кто это?

И тут до боли знакомый голос не то простонал в трубке, не то провыл всего лишь одно слово:

— Ста-а-а-а-с! — да с таким надрывом, что у меня волосы на голове зашевелились. Это была Татьяна.

— Боже ты, мой! Таня! Что случилось? Что-нибудь с Катюшей?

От ужаса, что с моей любимой дочерью приключилась беда, у меня, что называется, кровь застыла в жилах. Ладно, уж я, но она-то причем?

— Нет, — глухим и гнусавым, видимо от слез, голосом ответила моя бывшая жена. — Не-ет, с Катей все в порядке…

— Господи, как ты меня напугала! А с кем не в порядке?

— Ни с ке-ем! — Всхлипывая, и как-то по-детски обидчиво протянула Таня. — Со всеми все хорошо. — и уже обычным голосом уточнила, — кроме меня!

— Таня, ты что, под хмелем? — осенила меня внезапная догадка. — Ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Не знаю… Стас, — она опять захлюпала, — Стас, мне плохо!.. Приезжай ко мне!

— Что значит плохо? Сердце? Живот? Голова? Что и где у тебя плохо? — вопросы посыпались один за другим, и, не отрывая мобильник от уха, я нашарил и поднял с пола упавший ночник, включил его, потом полез за будильником. Часы, как ни странно, шли и показывали без четверти два.

— Нет, не живот, и не голова, а… да, пожалуй, сердце! — Она снова громко всхлипнула. — Стас, ты сознательно разбил мне сердце? Зачем ты это сделал? Я не могу без тебя! Прошу тебя, приезжай!

— Господи, Таня, ну… мы все это уже тысячу раз обсуждали! И утром я все сказал. Дорогая моя, пойди умойся холодной водой, прими таблетку аспирина и ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра проснешься, и все будет хорошо, как всегда! Ты меня понимаешь?

— С чего ты, бесчувственный чурбан, взял, что мне всегда было хорошо? — с надрывом прокричала она.

Не было сомнения, что истерика только начинала набирать обороты.

— Таня, уймись! Я же говорил тебе, что жутко устал, что завтра мне предстоит непростой допрос в уголовке, дашь ты мне выспаться хотя бы один раз?! — я тоже начинал заводиться.