Заговор букв

«Нет конца работе! Работой исчерпывается весь смысл его существования; для нее он зачат и рожден, и вне ее он не только никому не нужен, но, как говорят расчетливые хозяева, представляет ущерб. Вся обстановка, в которой он живет, направлена единственно к тому, чтобы не дать замереть в нем той мускульной силе, которая источает из себя возможность физического труда. И корма и отдыха отмеривается ему именно столько, чтобы он был способен выполнить свой урок. А затем пускай поле и стихии калечат его – никому нет дела до того, сколько новых ран прибавилось у него на ногах, на плечах и на спине. Не благополучие его нужно, а жизнь, способная выносить иго работы. Сколько веков он несет это иго – он не знает; сколько веков предстоит нести его впереди – не рассчитывает. Он живет, точно в темную бездну погружается, и из всех ощущений, доступных живому организму, знает только ноющую боль, которую дает работа.

Самая жизнь Коняги запечатлена клеймом бесконечности. Он не живет, но и не умирает. Поле, как головоног, присосалось к нему бесчисленными щупальцами и не спускает его с урочной полосы. Какими бы наружными отличками не наделил его случай, он всегда один и тот же: побитый, замученный, еле живой. Подобно этому полю, которое он орошает своею кровью, он не считает ни дней, ни лет, ни веков, а знает только вечность. По всему полю он разбрелся, и там и тут одинаково вытягивается всем своим жалким остовом, и везде все он, все один и тот же, безымянный Коняга. Целая масса живет в нем, неумирающая, нерасчленимая и неистребимая. Нет конца жизни – только одно это для этой массы и ясно. Но что такое сама эта жизнь? зачем она опутала Конягу узами бессмертия? откуда она пришла и куда идет? – вероятно, когда-нибудь на эти вопросы ответит будущее… Но, может быть, и оно останется столь же немо и безучастно, как и та темная бездна прошлого, которая населила мир привидениями и отдала им в жертву живых».

В последнем «мифологическом» абзаце (а все они выдержаны в интонации высокого трагизма, это, по сути, надгробная речь, подобная древнему плачу) Салтыков-Щедрин обнажает механизм обобщения: «Целая масса живет в нем, неумирающая, нерасчленимая и неистребимая». Все это весьма далеко от первой невзыскательной картинки – лежащего у дороги одра. Коняга все-таки жив, но он – жертва мертвых. В исторической перспективе все это выглядит как мрачная и величественная концепция земледельческой цивилизации: жизнь земледельческого народа посредством подневольного и убийственного труда приносится в жертву традициям цивилизации. В оставшейся части сказки мы столкнемся еще с несколькими «концепциями», но уже не трагическими, а пародийными. Сделав свои неутешительные выводы, автор снова резко меняет интонацию; миф сменяется иронической бытовой (правда, с использованием образов зверей) сказкой. По Проппу, совершенно правильный ход, имитирующий то, что действительно происходило в культуре: теряя религиозное значение, миф становится сказкой.

Последняя часть сказки (не станем цитировать ее сплошь, как сделали с предыдущей частью текста) откровенно пародийна. Теперь мы имеем дело с очевидной сатирой. Объект сатиры – пустоплясы, выражающие господский взгляд на Конягу и его жизнь. Пустоплясы выдвигают свои «концепции», которые как бы должны конкурировать с мрачными взглядами рассказчика. Таких концепций четыре, и каждая из них представляет собой пародию на определенное течение мысли, современное автору. В иных случаях можно даже сказать, к какому идеологу эта мысль восходит. Отразим это в небольшой таблице.

Характерно то, что при всех различиях этих теорий, к которым автор относится с одинаковым презрением, пустоплясов устраивает удобное для них положение вещей. Они готовы на словах «учиться» у Коняги, но никогда не поменяются с ним местами.

Лев Толстой – сатирик Анализ эпизодов из романа «Война и мир»

То, что Лев Толстой подчеркивал свою нелюбовь к некоторым персонажам, общеизвестно. Разумеется, он делал это не так, как когда-то классицисты, а более тонко. Неприятные автору персонажи обладают рядом повторяющихся черт. Например, они лишены способности изменяться, равнодушны к природе, искусству, не обладают талантом любви, ни для чего не жертвуют своими интересами и т. д. Это тоже давно стало общим местом. Однако при этом почти не говорят о сатирическом аспекте толстовского творчества. Между тем Толстой рисует некоторых нелюбимых персонажей именно сатирически, то есть высмеивает их. Так, он методично «уничтожает» чету Бергов. Один из самых ярких эпизодов в этом отношении – вечер у Бергов. По нему видно, что мнение о непроходимой серьезности Толстого, отсутствии в его творчестве комического начала как минимум сомнительно.

Глава, собственно, состоит из трех эпизодов (1. Берг приглашает на ужин Пьера. 2. Диалог Берга и Веры. 3. Начало вечера.). Рассмотрим их последовательно.

1