Заговор букв

Я полвека по площади этой не просто
Прохожу: непременно гадаю в тот миг,
Где же точное место глаголя, помоста,
Где текла эта струйка, болтался язык.

Великолепное двоеточие после слова «прохожу», которое требует паузы, утверждает обратное самому слову: раз тут пауза, значит, не могу пройти, значит, ставлю себя в эту толпу ленинградцев и ленинградок, значит, представляю, как и родители, картину казни с теми же деталями, с тем же сладострастием и отвращением. За этим следует мощная концовка, настолько единая, что между строфами даже снят пробел:

Где толпу и влекла, и морозно знобила
Неизвестных мерзавцев публичная смерть,
Где чужих по разверстке казнила чужбина
Средь чужих, прибежавших на это смотреть,
Где мой город, победный и средневековый,
Превращал справедливое мщенье в позор, –
И взлетал леденеющий свист подростковый,
Безразлично-пронзителен, зрелищно-зол.

Эти строфы не только потрясающе фонетически устроены (одни аллитерации привычного к стихам читателя могут довести до озноба), но и поворачивают тему войны и отмщения совсем новой стороной. Неожиданный в применении к Ленинграду эпитет «средневековый», слово «позор» в средневековом значении («зрелище») показывают механизм превращения победителей в толпу жаждущих жестокого развлечения. Осуждать их невозможно, потому что неутоленная жажда мести разрушает; но утоление этой жажды, превращение казни трех немцев, может быть, заслуживших ее, но здесь и сейчас оказавшихся все-таки случайно, подвернувшихся (присланных «по разверстке», то есть цинично выбранных властью), разрушает вдвойне. Но страшней всего то, что невозможно не присоединиться к толпе. И в этом блокада победила ленинградцев – и каждого из нас, их потомков. Думается, такие стихи говорят нам о войне, блокаде и нас, их читателях, значительно больше, чем назывная поэзия, прославляющая, зовущая и т. д.

Цикл И. Бродского «Похороны Бобо»

Этот загадочный цикл Иосифа Бродского может привлечь аналитика по многим причинам, в том числе и по причине своей относительной краткости. Наш разбор сориентирован на то, чтобы на этом небольшом пространстве выявить поэтическую логику автора (или текста?).

В каждом из четырех стихотворений три строфы, все они написаны пятистопным ямбом с перекрестной рифмовкой (единственное исключение будет прокомментировано). Очевидно, что ни одно из них не выделено автором ни с формальной точки зрения, ни с точки зрения интонации, сохраняющей баланс между иронией и трагизмом. Название тоже едва ли даст нам какую-то существенную информацию. Мы можем предположить, что Бобо – это женщина (благо, все прилагательные и глаголы рядом с этим именем или кличкой – женского рода), но она может оказаться также домашним животным или инфантильной персонификацией боли. Явно выделяющиеся мотивы – то, за что можно зацепиться в этом цикле.

I

Бобо мертва, но шапки не долой.
Чем объяснить, что утешаться нечем.
Мы не приколем бабочку иглой
Адмиралтейства – только изувечим.