По первой строке можно предположить, что смерть Бобо не так уж трагична, во всяком случае, не является поводом обнажить головы. Вторая строка интересна тем, что слово «что» в разных вариантах используется в ней трижды: в начале и конце строки соответственно в виде относительного и отрицательного местоимения в творительном падеже, посередине строки – как союз. Видимо, уже здесь Бродский задает тему, оказывающуюся впоследствии главной, – амбивалентное объединение чего-то и ничего, наполненности и пустоты. Поэтому и строчка идет от поисков чего-то («чем объяснить») к утверждению ничего («утешаться нечем»), и оба эти местоимения держатся на нейтральном союзе-омониме (вроде бы и слово, но лишенное лексического значения), как ведра на коромысле. При сопоставлении первой и второй строк можно сделать следующий вывод: смерть Бобо, с одной стороны, не слишком серьезное происшествие, с другой – катастрофа, оставляющая автора безутешным. Эффектный образ, возникающий в третьей и четвертой строках, работает на то же. Бабочек в коллекции прикалывают иглами (булавками), шпиль Адмиралтейства – тоже игла, хотя бы и метафорическая, но попытка приколоть этой иглой бабочку на том основании, что мертвые бабочки прикалываются именно иглами, была бы некорректной, так как бабочка и адмиралтейский шпиль несоразмерны. Столь же несоразмерны великая скорбь и ничтожная потеря, и их несоразмерность может привести только к тому, что условная бабочка будет изувечена, и это тоже амбивалентный акт – и смешной, потому что нелепый, и трагический. Вдобавок Бродский использует здесь перенос («иглой – Адмиралтейства») так, что сила интонационного разрыва (а другой интонационный разрыв обеспечивает тире в середине четвертой строки) сообщает строфе в целом настроение какой-то иронической отрешенности, которое поддерживается в течение всего цикла.
В этой строфе возникает еще один мотив – геометрический, тоже состоящий из противопоставления – квадратов и кругов. Квадратным окнам противопоставлена консервная банка, скорее всего круглая. Само по себе это еще ничего не значит, к тому же мотив этот становится яснее только на фоне следующих стихотворений, пока же все весьма неочевидно. Можно лишь утверждать, что Бродский таким образом очерчивает пространственный мир цикла. Попробуем интерпретировать строфу. Герой стихотворения находится в поиске чего-то вокруг себя (смотрит по сторонам), но мир однообразен и плосок, в нем со смертью Бобо внешне ничего не изменилось. Объемность возможна как характеристика не внешняя, а внутренняя, но Бродский сводит внутреннее к образу пустой жестянки. То есть мир после смерти Бобо внутренне пуст. Обратим внимание на то, что в русском языке последнего полустолетия слово «жестянка» ассоциативно, но крепко связано со словом «жизнь». Автор снижает значение трагедии за счет метафорической консервной банки, но тут же возвышает банку до жизни в целом за счет устойчивой ассоциации. Столь же сложна игра и со словом «стряслось»: высокий экзистенциальный вопрос об изменениях в мире передается с помощью просторечного глагола, который к тому же буквально должен означать что-то вроде «выпало» или «опало», хотя никогда в этом значении не используется. На все эти сложности наворачивается сомнительная грамматическая конструкция, в которой оказалось слово «изнутри». Одно дело, если второе лицо стихотворения («открой» – глагол в форме 2-го лица), оно же, судя по всему, первое, открывает жестянку, которая изнутри пуста, но совсем другое, если он ее открывает изнутри, а она все-таки оказывается пустой. Кстати, оппозиция «внутри – снаружи» для цикла весьма важна. Но тут возникает такая бездна смыслов и возможностей, что лучше ограничиться только констатацией их существования.