Заговор букв

Отказались от ритма
(Пьяные плясали под метроном
И напрочь отшибли стрелку).
Отказались от рифмы
(Чтобы не было, как у Пушкина).
Отказались от знаков препинания
(Препинание при этом усугубилось).
Почти отказались от мысли
(Лишенная возможности
Быть пропетой и протанцованной,
Лишенная удовольствия быть опознанной
В превосходных созвучиях:
Тоски-тиски, жизни-тризне, друга-туго,
Мысль сама отказалась от их торопливых услуг).
Осталась метафора –
Напыщенно-распущенная,
Ошалевшая от вседозволенности,
Вывернутая наизнанку
банальность.

В отличие от текстов Драгомощенко, здесь значительно труднее, если вообще возможно (склоняюсь к тому, что невозможно), переменить или даже переставить слова. Во-первых, текст безупречно организован в смысловом отношении. Во-вторых, он строится на ряде приемов, требующих от текста жесткости; структура стиха становится кристаллической. Мы найдем здесь параллелизм, внутренние рифмы, аллитерацию. Получилась своего рода маленькая лекция о том, как не надо писать верлибры, и пример того, как надо это делать.

Но не посоветую никому писать верлибры на манер Вячеслава Лейкина: этот поэт слишком узнаваем в своих свободных стихах, слишком легко поддаться этой интонации, раствориться в ней, не создавая, а всего лишь имитируя верлибр.

Итак, я требую от современного верлибра того, что в изобилии мы встречаем в жизни: жесткости. Она может быть обусловлена цельностью образа, точной, полной содержания метафорой, но не «вывернутой наизнанку банальностью». Я не жажду рационализма, не отрицаю роли интуиции. Напротив, метафора – самый иррациональный из тропов.

Как действительно свободный человек, понимающий меру своей ответственности за все, автор верлибров должен понимать меру ответственности за текст. Поднявший штангу верлибра должен быть геркулесом. Верлибр – труднейший способ писать стихи. Поэту слабому верлибр противопоказан: мнимая свобода развращает и уничтожает слабый талант.

Верлибр не стоит вне русской поэтической традиции, как раз традиция русского верлибра – из самых старых (ее возводят к Сумарокову). И все же вряд ли верлибр в русской поэзии в обозримое время станет первенствующим, как в западных литературах. Наши рифмы и ритмы далеко не исчерпали еще своих возможностей.

В сущности, для того чтобы говорить об исчерпанных возможностях, их надо исчерпать – для себя, а затем уже искать счастья в верлибре, осознанном как внутренняя необходимость.

Часть II

Н. В. Гоголь и птица-тройка Анализ лирического отступления

Не будем распространяться о лирических отступлениях в эпосе вообще как своего рода жанре; заметим лишь, что лирические отступления Гоголя в поэме «Мертвые души» часто вырастают из размышлений и ощущений Чичикова. Чувствовал ли автор какое-то родство со своим героем? После провала «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголь сравнивал себя с Хлестаковым. В «Мертвых душах» он говорит и о связи каждого русского с Чичиковым (об этом пишет в книге «Петербургские повести Гоголя» В. М. Маркович). И похоже, именно неудавшееся воскресение Чичикова надломило Гоголя. Можно сказать, Гоголь погиб, пытаясь спасти Чичикова.