Заговор букв

То, что было евангельской цитатой, толкуется как реальное событие, кратчайшим путем становящееся поэтическим текстом. Справедливости ради надо отметить, что подобным приемом в старину не брезговали исторические романисты (Д. С. Мережковский, например, строивший свои романы вокруг известных цитат и ситуаций), а в наше время так же строятся биографические книги и фильмы.

Именно это отношение к цепочке «индуктор – вдохновение – текст» пародирует Лейкин. Крылов с «Кодаком» наизготовку сродни персонажам стихотворения Д. Самойлова «Свободный стих», в котором Пушкин разъезжает по Петербургу на авто с крепостным шофером Савельичем. Но у Самойлова речь идет об образах и реалиях, а у Лейкина все-таки о языке. И ключевой в данном фрагменте становится строка «Скажи, мол, чииз, – ну, типа улыбнись». Вообще автор почему-то избегает слова «сыр», заменяя его то местоимением в третьем лице, то нехитрым переводом на английский, то существительным «предмет». Слово «сыр» потом прозвучит, но будет это в пародийной реплике самого Крылова-персонажа. Так Крылов не только появляется среди нас, но и начинает говорить на нашем языке. Наш баснописец – гениальный умелец по части использования и производства языковых формул – в лейкинском «Монологе» заимствует их из будущего русского языка.

Мы не видим качественной разницы между такими словами, как «аматер» и «чииз». И то и другое – вульгаризмы. С начала XVIII века они активно вторгались в язык и играли в нем важную роль. Различие только во времени, и оно (время) позволяет нам распознавать слово «чииз» как свое, а «аматер» как чужое. Интересно отметить и то, что в одной строке использованы разговорные слова по сути с одним и тем же значением («мол» и «типа»), да и вторая половина строки – перевод первой с понятного языка на предельно понятный. Таким образом, мы еще раз убедились, что тема стихотворения – язык. Приведем для прочности две цитаты из книг крупнейшего специалиста по современному поэтическому языку Л. В. Зубовой: «…Любое поэтическое сообщение – это сообщение о словах»[17]. И еще: «…Мир и язык перестали рассматриваться как система оппозиций»[18]. Это как раз о том, что происходит во фрагменте дальше. Ворона, сообщающая, что «клюв – довольно жесткая система», как бы перестает быть персонажем и становится реальной; ведь тут речь идет о птичьей физиологии, которая не может быть важна баснописцу с его привычкой эксплуатировать аллегорию и оставаться в пределах чистой литературы. А так как ворона в нормальном мире не может улыбаться (псевдопосылка о фотографирующем ворону Крылове влечет псевдовывод о том, что описанное в басне «Ворона и лисица» – выдумка, ложь; «псевдо» громоздится на «псевдо», но логика используется настоящая), то она превращается в рассказчика истинной истории, искаженной Крыловым. Такими «истинными» историями и полна сейчас биографическая литература, например, о Шекспире или гипотетическом авторе «Тихого Дона». Что же было с вороной «на самом деле»?

Ну, в общем, я пристроила предмет
Промеж суков и ну его долбать,
Аж дырки полетели… Наш Эзоп,
Сей получив решительный афронт,
Уковылял домой и тут же вставил
В очередную басню божью птаху;
Лису приплел кричать – «А сыр-то зелен!»
Ну то есть – бац! – и поразил порок.

Этот фрагмент «правды» исполнен так же, как остальной текст, и состоит из стилистической мешанины. Множество примет разговорного языка («ну, в общем», «пристроила», «промеж», «ну его долбать», «аж», «уковылял», «приплел», «бац») конфликтует с парафрастическим «наш Эзоп», строкой, которая уже в пушкинское время выглядела бы как пародия на язык XVIII века («Сей получив решительный афронт»), и аллюзией на пушкинскую оду «Вольность» («поразил порок»). Этот комический конфликт усиливается тем, что ворона, похоже, плохо знает содержание басен, путая два сюжета. Реплика «А сыр-то зелен!», выдаваемая вороной за крыловскую выдумку, становится кульминацией нарастающего в стихотворении абсурда. И наступает время развязки, особо обозначенной тем, что она зарифмована:

Да пусть его потрепывает лиру.
Другой бы вообще спустил курок.
Такие вот дела. Таков урок.
Ведь это ж сколько раз твердили миру
На все лады. А только все не впрок.