Заговор букв

Этот текст надо воспринимать только в связи с портретом Манилова. Гончаров учится у Гоголя, продолжает его и спорит с ним, чуть ли не соперничает, пытаясь выполнить гоголевскую программу: «…эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, – эти господа страшно трудны для портретов. Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придется углублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд». Аккуратный и талантливый ученик, Гончаров тонко использует «Мертвые души», не упуская из виду и собственной задачи. У Манилова «черты лица… были не лишены приятности», Обломов также наделяется «приятной» наружностью, но без переизбытка «сахару». Манилов «большею частию размышлял и думал, но о чем он думал… разве Богу было известно», вольно порхающая мысль Обломова тоже лишена какой-либо определенности. Если эти параллели неубедительны, то через несколько страниц мы сталкиваемся с двумя-тремя развернутыми книгами, страницы которых «покрылись пылью и пожелтели»: можно не сомневаться, что это ближайшие родственники книги с «закладкою на четырнадцатой странице», которую (именно страницу, а не книгу) Манилов «постоянно читал уже два года». Даже фамилии героев похожи: почти совпадает звуковой комплекс. Но там, где у Гоголя резкая карикатура, Гончаров обходится мягкой иронией. И в следующем абзаце он прямо вступает с Гоголем в полемику.

«Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: “Добряк должен быть, простота!” Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой».

Учитель не увидел в Манилове души, в лучшем случае отнес ее к душам «мертвым». Ученик, «сильно напрягая внимание», душу в Обломове разглядел, да такую, что «ясно светилась в глазах». Учитель не обнаружил в Манилове никакого «задора» – ни тебе любви к борзым собакам, ни к музыке, славному обеду, картам и т. д. «У Манилова ничего не было» – фраза эта порождена, конечно, не только тем, что Гоголь не разглядел индивидуальности Манилова, но и задачей изобразить тип. Ученику же это кажется недостаточным, и он обнаруживает индивидуальность обломовской души – ее мягкость. Концовка абзаца явно пародирует гоголевские строки: «В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «какой приятный и добрый человек!» В следующую затем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «черт знает что такое!» и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную». Учитель предает маниловскую душу черту; ученик желает бороться за душу Обломова до конца. Это противостояние продолжится в критике: Добролюбов, обрушив праведный гнев на «байбака» Обломова, присоединится к Гоголю; Дружинин, лучше понявший Гончарова, – к гончаровскому человеку «поглубже и посимпатичнее».

Споря с Гоголем, Гончаров не стесняется использовать его приемы, вплоть до синтаксических ходов: «Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого». Сравним с фрагментом описания Чичикова: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». В обоих случаях мы видим попытку обозначить трудноуловимую середину путем отсечения крайностей. Гоголя больше интересует социально-психологическое лицо героя (впоследствии эта фраза будет развернута в целое рассуждение о толстых и тонких); Гончаров уделяет внимание индивидуально-психологическому. На протяжении страницы, которой и ограничивается собственно портрет Обломова, развивается тема обломовской мягкости – главной особенности героя. Выпишем все, что относится к этой теме, выделяя нужное.

«Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины».

«Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью».

«Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок…»

«Туфли на нем (на Обломове, а не халате. – В. П.) были длинные, мягкие и широкие…»