Еще одна запоминающаяся портретная характеристика – описание хозяина распивочной, в которой Раскольников знакомится с Мармеладовым. Именно этот человек будет глумиться над Мармеладовым, опошляя по своему разумению его метафизические порывы. Вот портрет: «Хозяин заведения был в другой комнате, но часто входил в главную, спускаясь в нее откуда-то по ступенькам, причем прежде всего выказывались его щегольские смазные сапоги с большими красными отворотами. Он был в поддевке и в страшно засаленном черном атласном жилете, без галстука, а все лицо его было как будто смазано маслом, точно железный замок». Обычно при взгляде на человека мы смотрим сначала на его лицо, а на лице ищем глаза. Связано это с какими-то древнейшими условными рефлексами или с чем-то другим – бог весть, но нам трудно понять человека, не видя его глаз. Достоевский показывает нам лицо хозяина заведения в последнюю очередь, а про глаза его вообще не упоминает. Итак, первая деталь портрета – «щегольские смазные сапоги». Этот человек спускается сверху, но начинается снизу. И мы знакомимся с частями его тела не только в порядке их появления в главной комнате распивочной, но и в порядке их «главенства» в самом хозяине. «Красные отвороты» – тоже значимая деталь, в том числе и чисто фонетически, она тоже, как и порядок появления хозяина, работает на создание «отвратительного» впечатления от его внешности. Кроме того, внешность у хозяина «блестящая». Сапоги – «смазные», черный атласный жилет – «страшно засаленный», лицо «будто смазано маслом». Вспомним жирно смазанные маслом волосы процентщицы. И в том и в другом случае аналогичные детали рассчитанно производят впечатление тошнотворности. Но то, что может на лице блестеть, производя при этом благоприятное впечатление, то есть глаза, как уже было сказано, убраны вовсе, как будто их там никогда и не было. К тому же лицо сравнено с железным замком (поскольку тот тоже смазывают маслом). Это человек с замком вместо лица, а замку глаза не полагаются, разве только скважина.
Можно сказать, что Достоевский пользуется здесь гоголевским приемом превращения человека в неодушевленный предмет (вспомним человека-самовара на первых страницах «Мертвых душ», Коробочку, Собакевича). Хозяин является частью той отвратительной среды, которую так злобно презирает Раскольников и которой он так резко противопоставлен. Однако противопоставлен не он один. И об этом свидетельствует портрет еще одного героя на этой же странице.
Этот герой – Мармеладов. Казалось бы, он должен быть таким же представителем отвратительной Раскольникову среды, как и хозяин. Но он привлекает внимание Раскольникова противоречивостью черт. «Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки». У Мармеладова, в отличие от хозяина, глаза есть, более того, они сияют и названы одушевленными. С другой стороны, это «крошечные, как щелочки… красноватые глазки». Детали, дающие читателю возможность сопереживать Мармеладову, перемежаются с деталями (в том числе с уменьшительным суффиксом в слове «глазки»), которые должны вызвать у читателя чувство брезгливости. Эта линия выдерживается и дальше: «…Во взгляде его светилась как будто даже восторженность, – пожалуй, был и смысл и ум, – но в то же время мелькало как будто и безумие». Восторженность, смысл, ум противостоят безумию, но при этом двойное «как будто» и «пожалуй» рождают сомнения и в том, и в другом. «Одет он был в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не удаляться приличий». Появление в распивочной человека во фраке само по себе уже любопытно. Но фрак этот, как позднее выяснится, случайный, «старый» и «совершенно оборванный». У Мармеладова нет никакой возможности в таком состоянии «не удаляться приличий», но даже в последнем падении он пытается хотя бы обозначить намерение выглядеть по-человечески, оттого-то и застегивается на единственную пуговицу. Такой же смысл имеет наличие манишки, впрочем, скомканной, запачканной и залитой; о том же говорит бритое лицо с многодневной щетиной; на то же работает противоречие между солидными чиновничьими «ухватками» и «беспокойством». Если бы мы говорили вдобавок о речевой характеристике, то можно было бы сказать об использовании Мармеладовым книжных оборотов наряду с самым наивным просторечием.