Заговор генералов

– Царь не хочет рисковать сыном, предпочитая рисковать братом и Россией в ожидании неизвестного будущего.

Думая, как всегда, прежде всего о себе даже и в эту критическую минуту, отказываясь от решения, до известной степени подготовленного, он вновь открывает вопрос о монархии. Такова его последняя услуга.

Услуга и впрямь оказалась медвежьей: кто такой Михаил? По какому праву он вдруг становится монархом? Сын, цесаревич – это законный наследник. Младший же брат – просто один из отпрысков императорской фамилии.

Но тут же в мозгу Родзянки пробуравилось: "А почему, собственно говоря, не Михаил? Кому в толпе известны тонкости династических установлений? Для черни что Алексей, что Михаил – одна сатана. Оба великие князья. И тот и другой – самые близкие царю по крови".

Его нисколько не обескуражило, что минуту назад он думал совсем иначе. Настоящий политик должен уметь быстро менять решения. Важна цель. Если Михаил возложит на себя корону, монархия сохранится. Не возложит – рухнет. Нынче не 1613 год. Это в ту благословенную смуту, которая сейчас кажется детской игрой, решалось просто: не тот царь, так другой. Когда после смерти царя Федора оборвалась династия святого Владимира, взамен нее поставили представителя другого рода – Михаила Романова. Выбирай: не из Рюриковичей так из Годуновых, не из Годуновых – так из Захарьиных... Все одно царь. А нынче у монархического строя есть альтернатива – строй республиканский. Не доросла еще Россия до добропорядочной буржуазной республики. Такой, как, например, Франция. Если рухнет стена империи, за развалинами ее может оказаться не долина, а бездна...

Родзянко вызвал служителя:

– Наведите справки, где сейчас находится великий князь Михаил.

Служитель был из давних, многоопытных. Тотчас доложил:

– Их высочество пребывают на Миллионной, у князя Путятина.

Михаил Владимирович позвонил новому премьеру, Львову:

– Прошу вас, Григорий Евгеньевич, без промедления собрать сколько можно членов вашего кабинета в Мариинском дворце.

Здесь, в Таврическом, распорядился, чтобы Гучков и Шульгин, как только объявятся, поспешили на Миллионную.

Снова все чинно расположились за столом в форме полукольца, застланным темно-красным, ниспадающим до самого пола бархатом. Родзянко изложил суть дела. Профессор Милюков решительно поддержал:

– Любыми путями, во что бы то ни стало нужно сохранить конституционную монархию! Хотя бы до Учредительного собрания. Укрепление нового порядка возможно лишь при сильной власти, которая нуждается в привычном стимуле.

Керенский, использовавший каждый час пребывания в Таврическом дворце для того, чтобы потолкаться в помещениях Совдепа, а также побывавший уже и в полках, лучше остальных знал настроение рабочих и солдат.

– Улица не допустит воцарения Михаила, – сказал теперь он.

– Изложим великому князю все "за" и "против", – предложил Родзянко. Позвонил на Миллионную, попросил Михаила принять их, а министрам порекомендовал: – Выезжайте по одному, моторы оставляйте подальше от дома Путятиных, идите пешком. У самого особняка я распорядился выставить офицерский караул. На всякий случай.

И вот все расселись на банкетках и креслах в зале-салоне с большим концертным роялем. Будто собрались для праздной беседы, а не решать судьбу государства. Появился тонколицый бледный человек. Отвесил короткий, одной головой, поклон. Молодой этот человек тоже походил не на помазанника божьего, а на маэстро, зачем-то переодевшегося в гвардейский мундир. Казалось, сейчас он и сядет к роялю.

Милюков торжественно изложил доводы "про", Керенский – "контра".

Михаил выслушал молча. Предложение принять корону было для него совершенно неожиданным:

– Прошу дать мне некоторое время на размышление. Он вышел. Тут же в салон заглянул его секретарь:

– Их высочество приглашают вас, Михаил Владимирович.

В кабинете они остались с глазу на глаз.

– Ответьте мне откровенно: сможете вы гарантировать мне жизнь, если я... – голос Михаила предательски дрогнул, – если я приму престол?

Родзянко, не скрывая презрения, смерил его взглядом:

– Не могу: твердой вооруженной силы я за собой не имею.

Великий князь потоптался. Подошел к двери, в нерешительности открыл ее. Переступил порог салона:

– Господа, я не могу принять престола. Потому что... потому... – он не договорил. Наклонил голову. Все увидели: по его щекам текут слезы.

– Ваше императорское высочество! – с пафосом воскликнул Керенский. – Я принадлежу к партии, которая запрещает мне соприкосновение с лицами императорской крови. Но я буду утверждать перед всеми – да, перед всеми! что я глубоко уважаю вас! Ваше высочество, вы благородный человек! Отныне я буду говорить это всюду!

– Благородный человек... – громко, так, что услышали многие, прошептал Милюков, оборачиваясь к Родзянке. – Только страх за себя – и ни любви, ни боли за Россию.