Заговор Катилины

Чем дверь ему привратник отворил!

     Красс (тихо Цезарю) :

Неважно. От всего он отопрется,

Тем более что нет прямых улик.

Где Катилина?

     Цезарь (тихо Крассу) :

Я послал за ним.

     Красс (тихо Цезарю) :

Ты дал ему совет держаться смело?

     Цезарь (тихо Крассу) :

Ему и так нужда не даст робеть.

     Красс (тихо Цезарю) :

Выказывай открыто недоверье

К любому слову в речи Цицерона.

     Цезарь (тихо Крассу) :

О, я его взбешу!

     Красс (тихо Цезарю) :

И тем поможешь

Его врагам.

     (Входит Квинт Цицерон с трибунами и стражей.)

Зачем он брата вызвал?

Что тот ему за новости принес?

     Цезарь (тихо Крассу) :

Наверно, наставленья от супруги,

Как должен он держаться.

     Цицерон :

Квинт, расставь

Своих людей у входа и по зданью

И всем им благодарность передай.

Отрадно видеть, что еще остались

У Рима верные сыны.

     Цезарь :

Антоний,

Как консул мне ответь: что это значит?

     Антоний :

Об этом знает лишь мой сотоварищ.

Спроси его. Я обещал ему

Не спорить с ним и получил за это

Его провинцию.

     Цицерон :

Отцы, поверьте,

Мне горько сознавать, что я к оружью

Прибегнуть должен для защиты вашей.

И от кого! От гражданина Рима,

Патриция, как вы, и человека

Высокого рожденья и достоинств,

Которые прославили б его,

Когда б он их употребил на благо,

А не во зло родному государству.

Но в нищете родителем зачатый,

Распутницей-сестрой в грехе взращенный,

В аду войны гражданской возмужавший,

Начавший службу родине с убийств

Сограждан знатных и руководимый

Привычкой и наклонностью к разврату,

Чего он может в жизни добиваться,

Как не преступной цели? Сознаюсь,

Я сам в его злодействах убедился

Глазами прежде, нежели умом,

И ощутил их раньше, чем увидел.

     Цезарь :

В чем состоят его злодейства, консул?

В неблагонравье ты его винишь,

А сам ведешь себя неблагонравно.

Мудрец не станет из вражды к виновным

Уподобляться им.

     Цицерон :

Достойный Цезарь

Божественную истину изрек.

Но если я дерзну ему заметить,

Что и в его неблагонравье можно

Примету преступленья усмотреть,

То нас от изречений неуместных

Избавит он и смолкнет.

     (Входит Катилина и садится рядом с Катоном; тот встает.)

     Катон :

Вот и он.

Пусть тот, кто верит в честность Каталины,

Садится рядом с ним. Катон не сядет.

     Катул (вставая с места) :

И я не сяду, раз Катон не сел.

     Катилина :

Зачем так настороженно глядите

Вы на меня, отцы? Прошу смиренно

Назвать причину сдержанности вашей.

     Цезарь :

Здесь утверждают, Луций, что намерен

Ты бунт возглавить.

     Цицерон :

И докажут это.

     Катилина :

Пусть даже так. Ведь если в государстве

Сосуществуют два различных тела,

Одно из коих - слабое, больное,

Но с головой, другое же, напротив,

Здоровое, зато без головы,

Второму вправе я ее приставить.

Отцы, не возмущайтесь, но спокойно

Мне дайте до конца договорить.

Припомните, кто я - и как ничтожен,

Как низок родом обвинитель мой,

Пустой болтун и выскочка бесстыдный,

Кому в борьбе со знатью красноречье

Орудьем служит.

     Катон :

Замолчи, изменник!

Он честен и отчизну любит так,

Как и тебе любить ее не худо б.

     Катилина :

Катон, ты чересчур к нему привержен.

     Катон :

Нет, это ты не в меру нагл и дерзок.

     Катул :

Умолкни, Катилина!

     Катилина :

Я боюсь,

Что слишком поздно начал защищаться.

     Цезарь (в сторону) :

Да сядет ли он наконец!

     Катилина :

Пусть мир

Оправдывает сам мои деянья.

Мне это не пристало. Я - невинен.

     (Садится.)

     Катон :

Невинен ты - как Фурии.

     Цицерон :

Как Ата[90].

Когда ж ты покраснеешь, Катилина?

Иль ты злодейством бледным иссушен

И в жилах у тебя не больше крови,

Чем чести - в сердце, доблести - в груди?

Доколе же испытывать ты будешь

Терпенье наше и в своем безумье

Упорствовать? Где тот предел, который

Ты в дерзости своей не перейдешь?

Ужели ни военная охрана,

Что ночью Палатин[91] оберегает,

Ни городская стража, ни испуг

Народа, ни стоящая у храма

Толпа благонамеренных сограждан,

Ни святость места, где сенат собрался,

Ничто тебя не может поразить?

Ужели ты не видишь, что раскрыты

Намеренья твои, а сам ты связан

В любом своем движенье, ибо стало

Про заговор уже известно всем?

Не думаешь ли ты в собранье этом

Найти людей, которые не знали б,

Уж если говорить начистоту,

Что этой ночью делал ты, что прошлой,

Где был, с кем совещался, что решил?

О времена, о нравы! Все, все видят

Сенат и консул, а злодей живет!

Живет? Не только. Он в сенат приходит

И рассуждает о делах правленья,

Меж нами взором жертву выбирая.

А мы, коль посчастливится случайно

Нам от его оружья ускользнуть,

Мним, что тем самым родину спасаем.

Но ведь когда-то были в Риме доблесть

И граждане, которые умели

Обуздывать преступного квирита

Суровее, чем внешнего врага!

Знай, Катилина, что уже издал

Сенат против тебя постановленье[92].

Закон и власть - все есть у государства.

За кем же остановка? Лишь за нами,

Кто в консульскую тогу облачен.

Вот уж двадцатый день ржавеет в ножнах

Стальной клинок сенатского декрета,

Хоть стал бы трупом ты, будь вынут он.

А ты живешь и гнусную затею

Не оставляешь, но осуществляешь.

Отцы, желал бы я быть милосердным,

Хотя опасность над страной нависла,

Но мне, увы, тогда себя пришлось бы

В преступном нераденье обвинить.

Уж лагерем враги отчизны стали

В ущелии, к Этрурии ведущем.

Число их возрастает с каждым днем,

А их главарь здесь, за стенами Рима,

Меж нас, в сенате сеть злодейских ков

Плетет открыто родине на гибель.