Заговор конца света

Но преодолеть «первородный грех» отчуждения можно было и другим путем. Стрессовое состояние, вызванное необходимостью подчиняться системе искусственных регуляторов, разряжалось в невротической реакции разрушения. Во вспышке безумия человек крушил все вокруг (предметы материальной культуры, как и культура вообще, бессознательно воспринимались им в этот момент в качестве источника отчуждения), переступал самые страшные табу и получал величайшее наслаждение — «потерянный рай» животной естественности.

Гениальность и безумие всегда шли рука об руку[4]. Стремление к разрушению — изнанка творческого вдохновения, преступный путь в «рай». Исток же обоих состояний, их первоначальный движущий импульс порождается одной общей — первой человеческой — потребностью. Примером этой амбивалентности служит эффект катарсиса (очищение трагедией), одновременно задействующий противоположные регистры на шкале чувств. Впечатляющее свидетельство того, что уже в самых началах человеческой природы присутствует какая-то неразрешимость, неизменный источник трагедии, которую безуспешно пытается преодолеть культура…

Золотой век человечества всегда будет в прошлом: развитие цивилизации не приближает, а лишь воспроизводит на все более высоком уровне антиномию отчуждения-освобождения, извечный дуализм человеческой природы (скрытый за множеством масок греховности-святости, преступления-подвига, зла-добра и т. п.). Поэтому коллективное бессознательное хранит не только память об утраченном блаженстве, но и неимоверный ужас «вывернутого» состояния.

Именно подобное мрачное наследие вдохновляло гениальные интуиции Г. Ф. Лавкрафта, запечатлевшего шок современного человека от столкновения с чем-то совершенно запредельным. Он просто был заворожен темами вырождения, дегенерации, каннибализма… Вновь и вновь на страницах его произведений возникают монстры — странные и страшные существа, «которые передвигались на двух ногах, но при этом не были людьми». «Жуткая доисторическая традиция», вездесущий и всемогущий «Дух Зверя» у него пугающе реальны. Лавкрафт словно ощущал всю безмерную хрупкость нынешнего человеческого состояния, за эфемерной оболочкой которого дышит бездна — пропасть в миллионы лет, скрывающая изначальное безумие.

И что особенно примечательно, практически все его произведения либо основаны на сновидениях, которые у Лавкрафта с детства отличались исключительной яркостью, либо включают в себя их образы. Остается добавить сильное чувство ностальгии — часто возникающее ощущение, что он находится не в своем времени. Лавкрафт был буквально очарован прошлым, отдавая особенное предпочтение Англии восемнадцатого века. По сравнению с наступающей эпохой всеобщей механизации она олицетворяла в его глазах настоящий пасторальный Золотой век.

Глава 4 Агрессия

…ибо человеческое существо одинаково способно на людоедство и на критику чистого разума.

Р. Музиль

Есть глубокий символизм в том, что из всех безусловных рефлексов у человека в коматозном состоянии последним угасает агрессивно-оборонительный рефлекс. Впрочем, человечество всегда привлекал феномен агрессивности, обуздание которой уже в архаичном обществе считалось одной из самых сложных проблем. И до сих пор эта проблема не имеет удовлетворительного решения, несмотря на огромное количество разнообразных методик и рекомендаций.

Исследователи социальной психологии давно пришла к выводу, что склонность к агрессивному поведению досталась нам в наследство от наших животных предков. С точки зрения общей тенденции эволюции (повышение уровня неравновесия) это является закономерной платой за интеллектуальный потенциал. Усложнение условий существования требовало соответствующих моделей поведения: выживание в нестабильной системе, как правило — весьма нетривиальная задача. Имеется вполне определенная зависимость между сложностью организации (то есть оперированием более емкими информационными моделями) и эффективностью использования энергии, что предполагает ее добывание и защиту от притязаний извне.

По известному выражению А. Сент-Дьерди, мозг — такой же орган выживания, как когти или клыки. И чем выше располагается вид на «лестнице агрессии», тем более развитый интеллект ему необходим для поддержания гомеостаза со средой. Таким образом, «интеллект по одной из своих первичных функций — инструмент агрессии. Но вместе с тем — инструмент экономии агрессии, поскольку он обеспечивал достижение целей активности меньшими энергетическими затратами»^{34}.

Интеллектуальные способности и уровень агрессивности хотя и связаны между собой, но зависимость эта носит нелинейный характер. В дикой природе наиболее развитый интеллект демонстрируют не «профессиональные» хищники, а неспециализированные виды (дельфин, обезьяна, ворона), которые не имеют жесткой фиксации в экологических нишах.