«Дороговизна жизни в Гвардии, – обращал он внимание на еще один негативный фактор, – приводила к крайне нежелательным явлениям, так как лучшие ученики училищ весьма часто должны были выходить в армию по недостатку средств для службы в Гвардии, а в гвардейские полки поступали посредственности по успехам, но обладавшие средствами. Но и таких оказывалось недостаточно для пополнения наиболее дорогих по жизни полков, а потому ежегодно, по выпуску из училищ, возбуждались многочисленные ходатайства о переводе в Гвардию тупиц и неучей, которые по прямому указанию закона даже не имели права на перевод. Результаты получались самые отчаянные: Гвардия заполнялась неучами, а армия стала негодовать, что такие неучи пользовались всеми преимуществами, даваемыми службой в Гвардии, ставшими теперь уделом не лучших офицеров, а наиболее состоятельных»589
. В силу этого терялся смысл самих гвардейских привилегий, которые первоначально стимулировали выдвижение способных офицеров. Таким образом, «замкнутый в кастовых рамках и устаревших традициях корпус офицеров гвардии, – пишет генерал Деникин, – комплектовался исключительно лицами дворянского сословия, а часть гвардейской кавалерии и плутократией. Эта замкнутость поставила войска гвардии в очень тяжелое положение во время мировой войны, которая опустошила ее ряды…»590.Привилегии, которыми располагали офицеры гвардии, открывая преимущества для поступления в Академию Генерального штаба, обеспечивали им, таким образом, и последующие преимущества карьерного характера. Получение высшего военного образования и окончание академии Генштаба по 1-му разряду открывало перед русским офицером двери для вхождения в высший военный слой, в военную элиту – в состав офицеров Генштаба. Переведенный в Генштаб офицер сразу же получал раньше срока следующий чин. Принадлежность к Генштабу открывала перспективу к генеральским чинам, к занятию высших военных должностей, к получению придворного чина «генерал-адъютанта». Все сказанное выше является не просто некоторым отвлечением от темы, любопытства ради, но совокупностью факторов, которая позволяет отчасти объяснить и карьерные перспективы, которые учитывались Тухачевским в стремлении из училища «выйти в гвардию», его служебную фронтовую деятельность в л-гв. Семеновском полку, а также его отношения с товарищами по полковому офицерскому корпусу.
По выпуску из училища Тухачевский получил заветный «гвардейский балл», окончив училище «первым» по баллам с занесением фамилии на мраморную доску. Как ранее уже приходилось отмечать, не только благодаря выдающимся успехам в учебе, старинным «семейным» связям, Тухачевский вышел подпоручиком в л-гв. Семеновский полк. «Высочайшее Благоволение», несомненно, тоже сыграло свою роль. Наконец, императорской лейб-гвардии крайне необходимы был настоящие, дельные офицеры.
…«Первый боевой успех, – еще раз процитирую характеристику, данную князем Ф.Н. Касаткиным-Ростовским личности Тухачевского после Кжешувского боя 2 сентября 1914 г., – конечно, вскружил ему голову, и это не могло не отразиться на его отношениях с другими. Его суждения, часто делались слишком авторитетными…»591
.Бывший капитан л-гв. Семеновского полка, а в 1914-м еще прапорщик, призванный в полк из запаса с началом Первой мировой войны, барон А.А. Типольт в своих воспоминаниях, относящихся уже к «эпохе реабилитаций», разумеется, в более мягкой форме, по существу подтверждал мнение князя, отмечая, что «Тухачевский… обращал на себя внимание. Бросались в глаза его сосредоточенность, подтянутость. В нем чувствовалось внутреннее напряжение, обостренный интерес к окружающему»592
.Полагая, что «авторитетность суждений» в разговорах подпоручика Тухачевского с сослуживцами, «чуждость веселью и шуткам», всегдашняя «холодность» и чрезмерная «серьезность», «апломб» в суждениях о военных операциях, «сухая вежливость» в общении с товарищами были следствием его «первого боевого успеха», который «вскружил ему голову», Касаткин-Ростовский несколько заблуждается.
По свидетельству В.Н. Посторонкина, все эти черты в поведении, характере Тухачевского, в его отношениях с товарищами проявились еще во времена учебы в Александровском военном училище, до появления в л-гв. Семеновском полку, до его «кжешувского подвига». «Тухачевский. к сожалению, не пользовался любовью своих товарищей, – вспоминал В.Н. Посторонкин, – чему виной являлся он сам, сторонился сослуживцев и ни с кем не сближался, ограничиваясь лишь служебными, чисто официальными отношениями»593
. «Властный и самолюбивый, но холодный и уравновешенный Тухачевский, – вспоминал Посторонкин, – был постоянно настороже, чутко озираясь на все, что могло бы так или иначе угрожать его служебной карьере»594. Некоторые оценки личности Тухачевского у Касаткина-Ростовского и Посторонкина совпадают почти текстуально.