Почему Латышская стрелковая дивизия оказалась столь эффективна и надежна, объяснить нелегко. Возможно, находясь так далеко от дома, стрелки не могли просто бросить оружие и дезертировать, как это сделали многие русские солдаты. Возможно, будучи чужаками в России, они чувствовали себя зависимыми от правительства, которое платило, кормило и давало им жилье. Тем не менее они воспринимали оккупацию Латвии Германией так же, как многие украинцы, — как оскорбление нации. Точно так же Брест-Литовский договор патриотичные латыши и украинцы воспринимали как плевок, а анархисты и левые эсеры — как унизительную капитуляцию большевиков перед германским империализмом [24].
Неясно, когда Локкарт начал думать о вербовке латышей в контрреволюционное движение. В июне, в рамках поддержки местного сопротивления немецким оккупантам от Британии, он хотел направить средства Латышскому временному национальному совету, который собирал силы для изгнания оккупантов [25. Возможно, это зародило идею в его голове [26]. Через месяц она укоренилась — а возможно, это произошло месяцем позже, в июле, когда генерал Пул в Мурманске стал нетерпим к чехам и также начал вербовать латышей для борьбы с большевиками на севере [27]. Поскольку Локкарт поддерживал тесную связь с капитаном Кроми, то, вероятно, знал, что военно-морской атташе вербует латышских моряков для помощи в разгроме Балтийского флота России. К тому времени он также должен был знать, что несколько старших лейтенантов Савинкова ранее служили офицерами в Латышской стрелковой дивизии. И конечно, он обсуждал этот вопрос с Сиднеем Рейли, который утверждал, что с первого момента своего пребывания в большевистской России понял: «Если бы я мог подкупить латышей, моя задача была бы простой» [28].
Все знали, что Ленин пошлет Латышскую стрелковую дивизию, чтобы остановить союзников, когда они пойдут на юг от Архангельска. Тем летом Локкарт задавал себе такие вопросы: «А что, если латыши не остановят союзников?», «Что, если они пропустят их, потому что союзники покорили их взятками и мотивациями — например, обещанием помощи в строительстве независимой Латвии?» Латышская стрелковая дивизия заняла в сознании Локкарта место, которое раньше занимали чехи.
Тонко чувствующий настроения в обществе Феликс Дзержинский уловил начинающиеся изменения. «Глухие слухи о попытке англо-французов подкупить командный состав нашей [Латышской стрелковой] дивизии» дошли до него еще до того, как Савинков поднял свое неудачное восстание в начале июля [29]. Если это правда и латышские стрелки действительно отказались от подкупа союзников, результаты могли стать фатальными для большевиков. Как ЧК может помешать этому последнему гамбиту союзников? Могут они обратить его себе на пользу? Феликс Дзержинский начал разрабатывать план.
Глава 11
Расчеты Дзержинского
Феликс Дзержинский оказался в тяжелом положении. Двое убийц фон Мирбаха были чекистами и вручили немецкому послу рекомендательное письмо за подписью Дзержинского. Историки до сих пор расходятся во мнениях о подлинности письма [1]. Но в то время у немцев не было никаких сомнений: они считали, что Дзержинский санкционировал убийство Мирбаха (что маловероятно), а затем не смог поймать убийц (что, бесспорно, так). Более того, он не арестовал комитет левых эсеров, который отдал приказ убийцам, — напротив, комитет взял его самого под стражу, когда он прибыл на допрос, и держал, пока не пришла на помощь дивизия капитана Берзина! Чтобы успокоить немцев, Ленин согласился с отставкой Дзержинского. Его место занял Яков Петерс. Однако Дзержинский остался невидимым главой ЧК. Он играл центральную роль в последующих событиях и был серым кардиналом событий, случившихся 25 апреля.
Дзержинский подготовил свой план за несколько недель до июльских восстаний на Верхней Волге и в Москве. «Нам также было известно, — вспоминал Яков Петерс, — что союзнические консульства в Советской России являются штабом контрреволюционных организаций» [2]. Теперь консулы пытались подкупить Латышскую стрелковую дивизию. Что мог с этим поделать Дзержинский?
В середине июня 1918 года начальник отдела ЧК спросил одного из своих молодых подчиненных, Яна Авотина, бывшего офицера Латышской дивизии, нет ли у него «двух свободных комиссаров для поездки в Петроград с важным поручением». Авотин сразу же предложил двух друзей, тоже бывших латышских военных, Яна Буйкиса и Яна Спрогиса, с которыми он жил в одном доме. О Спрогисе Авотин писал, что в те дни он был «невысокого роста, худой, собранный, ловкий, уверенный, склонный к выдумкам и розыгрышам». Что касается Буйкиса, Авотин писал, что тот «немного крупнее, проще, скромнее, мягче, дисциплинированнее, но менее самостоятельный». Два Яна, оба латыши, будут играть главные роли в драме, которой суждено вот-вот развернуться [3].