Заговор Локкарта любовь, предательство, убийство и контрреволюция в России времен Ленина

Капитан Берзин — высокий, мощно сложенный, грозный — и Ян Спрогис/Шмидхен — невысокий, бледный, умный, но в то же время дерзкий, решительный и авантюрный — стояли в обеденной комнате Локкарта. Каждый из латышей ошибочно считал другого предателем, и оба ошибочно считали Локкарта контрреволюционером и ненавидели его за это. Перед ними предстал «крепкий, спортивного вида человек лет тридцати. Он не выглядел англичанином, в его внешности было что-то русское. Держался он любезно, предупредительно, говорил по-русски без малейшего акцента» [6].

Присутствовала ли на этой встрече Мура? Если да, то никто не упоминал об этом, и Локкарт наверняка попросил бы ее уйти, когда его гости сообщили о характере своего визита. Они так и сделали, показав ему свой пакет, который Спрогис/Шмидхен передал Локкарту. «Он долго читал рекомендательное письмо Кроми» [7]. «…Я тщательно проверил письмо, — подтвердил Локкарт в своих мемуарах. — Оно было, несомненно, от Кроми. Рука была его <.. > этого храброго офицера» [8].

Британский агент спросил у гостей о цели их визита. Как он вспоминал пятнадцать лет спустя, большую часть разговора вел Берзин:

Хотя латыши и поддержали большевистскую революцию, они не могли бесконечно сражаться за большевиков. Их единственным стремлением было вернуться в свою страну. Пока Германия была могущественной, это было невозможно. С другой стороны, если союзники, как теперь казалось вероятным, победят в войне, то было ясно, что последнее слово в отношении будущего Латвии будет за союзниками, а не за Германией. Поэтому они были полны решимости не ставить себя в невыгодное положение по отношению к союзникам. Они не собирались сражаться с войсками генерала Пула под Архангельском. Если бы их послали на этот фронт, они бы сдались. Могу ли я договориться с генералом Пулом, чтобы их не расстреляли войска союзников?

Это пересказ отчета, который Локкарт написал для Министерства иностранных дел в 1918 году. Оба раза он также писал, что воспринял визит с симпатией, но отложил принятие решения, чтобы посоветоваться с коллегами. Латыши обещали вернуться завтра вечером.

Большевистские агенты вспоминали этот разговор по-разному. Берзин написал отчет о том, что происходило в первую неделю сентября, почти сразу после того, как заговор был раскрыт. По его словам, на этой первой встрече, когда Локкарт убедился в их добросердечности и понял, зачем они к нему обращаются, он в основном хотел узнать «настроение латышских частей и можно ли на них рассчитывать в случае переворота». Шотландец подчеркнул, что латыши могут сыграть в этих событиях решающую роль, и «решительно и многократно говорил, что о деньгах можно не беспокоиться (заинтересованный читатель подчеркнул эту фразу в рассказе Берзина. — Дж. Ш.)». Берзин и Спрогис/Шмидхен, должно быть, сказали ему, что их соотечественники в дивизиях близки к восстанию. Хладнокровный Локкарт предположил, что их отчуждение от большевиков усилится, «если им не дадут провизии» [9].

Если Спрогис/Шмидхен и написал отчет о судьбоносной встрече, то он не был обнаружен. Таким образом, есть только два описания тех событий — Локкарта и Берзина. Однако есть дополнительные материалы. Берзин докладывал о произошедшем Карлу Петерсону, комиссару Латышской стрелковой советской дивизии, и Якову Петерсу. Каждый из них подвел итоги встречи в своих письмах. Оба повторили утверждение Берзина о том, что Локкарт предлагал морить голодом стрелков, чтобы подорвать их лояльность режиму, и также предлагал взятку за привлечение латышей на борт, в том числе тем двоим, с которыми он разговаривал [10]. Петерсон с гордостью добавил, что Берзин объяснил Локкарту, что его люди — патриоты, а не наемники и никогда не возьмут деньги у британцев: «Опытный дипломат „самой культурной" страны провалил экзамен, — писал Петерсон, — в то время как товарищ Берзин, впервые в жизни столкнувшись с „дипломатией", сдал его на пятерку».

Существует еще один, более тревожный, материал об этой встрече, но ему едва ли можно верить. Во время чисток 1937–1938 годов и Берзин, и Петерс попали в поле зрения сталинского режима: их обвинили в том, что все это время они разделяли латышский национализм и работали против Советского государства еще в 1918 году [11]. Оба «признали» вину, и обоих это не спасло — оба погибли от рук палачей. Три ведущих историка сталинского Большого террора единодушно советуют читателям не доверять этим «признаниям» [12]. Владимир Хаустов, доктор исторических наук, бывший декан исторического факультета Академии Федеральной службы безопасности в Москве, полковник ФСБ, согласился: «Этим показаниям верить нельзя» [13].