Заговор Локкарта любовь, предательство, убийство и контрреволюция в России времен Ленина

А вот взаимодействие с Петерсом было для Локкарта психологически более тяжелым, о чем он напишет только в мемуарах. Петерс показал ему, что Особый отдел охранки сделал с его руками. По мнению Локкарта, это помогло объяснить его преданность большевизму: «Он говорил мне, что каждое подписание смертного приговора причиняло ему физическую боль» [39]. Локкарт поверил этим словам. У него сложилось мнение о Петерсе как об идеалисте-пуританине, очарованном марксизмом и борящемся за дело социализма во враждебном мире. Хотя Локкарт никогда не был большевиком, он симпатизировал их желанию обновить и перестроить Россию. Петерс, помня о двойственном отношении Локкарта к заговору и, возможно, с подачи Муры мог сказать ему, чтобы тот хорошенько обдумал свое положение и что молодой шотландец может искупить вину. Он пытался убедить Локкарта начать новую жизнь с Мурой в Москве: «Ваша карьера окончена. Ваше правительство вас никогда не простит. Почему вы не останетесь здесь? Вы можете прекрасно устроиться. Мы можем дать вам работу. Капитализм обречен на гибель», — заверял Локкарта Петерс [40].

Локкарт писал: «Соблазн был велик, но на этот раз я услышал сигнальный свисток» [41]. Был ли соблазн велик потому, что он все еще испытывал муки совести, которые мог бы заглушить, оставшись в России и тем самым исправив ошибки, причиненные заговором? Мура с радостью отправилась бы с ним хоть на край света, а он получил возможность сделать для нее то, что она сделала бы для него. Но кто же подал сигнал? Был ли это Артур Бальфур, выразитель британского образа жизни, которому Локкарт был искренне и нерушимо предан? Заставил ли он Локкарта покинуть не только Россию, но и Муру? Или мысли о его жене Джин, отвечавшей за семью и британские ценности? Пятнадцать лет спустя он писал, что, если бы не арест, он навсегда остался бы в России [42~. В этом признании можно усомниться. Если бы у Муры не случился выкидыш и она все-таки родила ему ребенка, а шотландца действительно мучила совесть, возможно, он бы остался, хотя это звучит сомнительно. Все, что мы знаем про Локкарта, свидетельствует о том, что он охотно игнорировал власть имущих, когда это было ему выгодно, и нарушал правила игры в угоду корыстным интересам. Но он никогда не ставил все с ног на голову. А ведь именно к этому вынудила бы его жизнь с Мурой в России.

Когда российское правительство наконец согласилось отпустить Локкарта, Петерс попросил его об одолжении. «Когда вы доберетесь до Лондона, передадите это письмо моей английской жене?» Он отдал Локкарту запечатанный пакет, а также свою фотографию с автографом на память. Локкарт, вернувшись в Лондон, действительно передал пакет. Его окончательный вердикт о чекисте был таким: «Ничто в его характере не обличало бесчеловечного чудовища, каким его обычно считали» [43].

Годы спустя Петерс писал о пребывании Локкарта в Кремле куда менее благожелательно. «Он напоминал осла, стоявшего между двумя пучками сена — с одной стороны, британский и мировой империализм, с другой — новый зарождающийся мир. И каждый раз, когда ему говорили о новом мире… и о его, Локкарта, неправильном положении в том мире, которому он служит, — он брался за перо, набирал воздуха в грудь, но через несколько минут бедный осел тянулся к другому пучку и ронял перо» [44]. По сравнению с ласковым тоном Локкарта такие слова звучат резко. Но шотландец разочаровал своего тюремщика, который, как и большинство мужчин, мог испытывать симпатии к Муре и поэтому ревновать к человеку, к которому она благоволила. Возможно, он не одобрял того, как Локкарт с ней обошелся.

*

Беспокоясь о том, что Локкарт «скажет нечто вредное для Британии», но не зная, что именно, поскольку детали заговора были неизвестны, и опасаясь, что ему грозит казнь, все Министерство иностранных дел Великобритании работало денно и нощно, пытаясь добиться его освобождения. Первым импульсом были «решительные действия, которые, к сожалению, в настоящее время ограничиваются угрозами» [45]. На самом деле, на одно решительное действие правительство все-таки смогло решиться: оно арестовало Максима Литвинова — того самого человека, который девятью месяцами ранее написал Локкарту рекомендацию к Троцкому в Lyons Corner House на Трафальгарской площади. Вместе с ним были арестованы его русские помощники, а также не было разрешено покидать Великобританию еще двадцати пяти российским гражданам, которые были на грани возвращения домой. С заложниками в руках Министерство иностранных дел начало переговоры с Георгием Чичериным.