Остается только Мура. Вероятно, именно она принесла ему книгу с сообщением о Рейли. Можно предположить, что она сделала это непреднамеренно, но это означало бы, что кто-то подверг ее смертельной опасности, что кажется маловероятным. Однако если она согласилась отнести книгу или сама написала записку после разговора с Джорджем Хиллом (что выглядит гораздо более правдоподобным), то это значит, что она все-таки была посвящена в более глубокие тайны, чем новости о Рейли, включая секретную информацию о заговоре Локкарта. Это также свидетельствует о том, что Локкарт посвящал ее в детали своей деятельности не только до начала заговора, но и после. Следовательно, Мура была вовлечена в заговор больше, чем ей приписывают биографы. Наконец, если она и пришла к соглашению с Петерсом и ЧК, то в первую очередь она оставалась верна любовнику.
Итак, мы знаем о двух эпизодах, когда Мура могла передать Локкарту информацию в книге. Возможен и третий случай передачи информации — вероятно, устно. 16 сентября Локкарт записал в своем дневнике ряд малайских слов. В переводе они означают примерно следующее: «он [она?] сказал мне однажды, что все письма тайно отнесли в большой голландский дом в городе» [37]. По-английски это звучит непонятно, но можно предположить, что Локкарт здесь ссылается на собственные документы, которые каким-то образом попали под защиту Нидерландов и теперь находятся в голландском консульстве или посольстве. Кто мог принести ему такие новости, кроме Муры, которая, как мы знаем из более поздних писем, имела дело с Удендайком? Это совпадение вновь наводит на мысль, что она знала гораздо больше о делах своего любовника, чем принято считать. Для Локкарта было бы облегчением узнать, что документы в безопасности; кроме того, такое предположение может объяснить, почему Министерство иностранных дел было уверено, что на самом деле большевики получили бумаги не Локкарта, а только Кроми. Частично это может объяснить, почему большевики не привлекли Локкарта к суду: он успешно спрятал доказательства своего участия в заговоре и мог успокоить свою совесть, давая показания.
Но мы имеем дело с тайнами давних времен и потому можем только предполагать, что Мура знала некоторые секреты Локкарта; что Петерс и Дзержинский предложили ей шанс выйти на свободу, заплатив определенную цену; что она согласилась ее заплатить, чтобы спасти себя и своего любовника; что она оставалась верной ему, даже работая на ЧК; наконец, что она приносила ему сообщения, спрятанные в книгах. Это правдоподобная интерпретация событий, но это лишь могло произойти. Доказательств нет.
23 сентября Локкарт записал в дневнике, что получил от Муры «очень печальные вести». Таким могло быть только письмо о ее выкидыше, и он воспринял его тяжело: «Я очень расстроен, — писал он в своем дневнике, — и думаю, чем все закончится». В ответ он написал ей: «Все наши иллюзии были напрасны». Должно быть, он имел в виду их планы на совместную жизнь с ребенком. Мура успешно уладила свои дела в России и теперь думала, что, когда Локкарт будет репатриирован, он будет ждать ее в Стокгольме, где она вскоре присоединится к нему. Но теперь он писал, что они должны изменить этот план, и она не понимала, в чем причина. «Почему это меняет твои планы в отношении Швеции? — спрашивала она. — Я хочу, чтобы ты понял: если ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой, я не настаиваю и готова ждать, но почему твои планы изменились после того, как ты узнал, что произошло? Я так боюсь, что твоя любовь ко мне стала меньше» [38].
«Не переживай», — умоляла она его во втором письме; ей будет труднее перенести выкидыш, если он будет грустить. — Не нужно горевать. Я молю Бога, чтобы я снова забеременела».
Мура оставалась отчаянно влюбленной женщиной, но, возможно, Локкарт уже начал представлять себе будущее, в котором для нее не было места. Возможно, он чувствовал меньше обязательств перед женщиной, у которой случился выкидыш, чем перед той, которая ожидала рождения его ребенка. Возможно, он начал думать, что должен покинуть Муру после освобождения из тюрьмы, — так же как он покинул когда-то Аман и «мадам Вермель».
В тюрьме Локкарт довольно часто виделся с Петерсом или Караханом наедине. С последним он вел удивительно приятные, даже шутливые политические дискуссии, и у него сложилось впечатление, что заместитель Чичерина пытается выяснить, как побудить Великобританию прекратить интервенцию. Об этом Локкарт доложил Бальфуру, когда вернулся на родину.