Заговор обезьян

Что за станция такая,
Белогорск иль Завитая?
А с платформы мат отборный —
Значит, станция Свободный.

— Раньше тут, на перроне, от фуражек было не продохнуть, а теперь, смотри, кругом одни гражданские… Да ты вправо посмотри, видишь, целая рота идет?.. А космодром отсюда, с дороги, не видать?.. Ты чего, это же далеко отсюда…

«Свободный? А дальше какая станция?» — стал вспоминать беглец названия станций, даром что ли он, стоя у проводницкой, изучал последовательность и продолжительность остановок. Но вспомнить сейчас, что там будет дальше, не мог. Да не всё ли равно, Хабаровск будет только завтра. Значит, он в дороге уже сутки. Целые сутки!

Часа через два поезд снова остановился, и в дверь громко постучали, она тут же с лязгом отодвинулась, и в купе ввалился человек в камуфляже. Беглец не успел насторожиться, как незнакомец громким прокуренным голосом прокричал кому-то в коридор: «А чё, свободных больше нету? Тут какой-то мужик спит…» Услышав невнятный ответ, стал задвигать дверь, та почему-то не поддавалась, и пассажир всё дёргал и дёргал её.

А он на верхней полке, стащив с хромированной вешалки давно высохшее полотенце и прикрыв им голову, замер, готовый ко всему. Военный, справившись с дверью, бухнулся на нижнюю полку напротив.

— Здорово! Не разбудил?

— Нет, нет, — прикрывшись ещё и рукой, пробормотал он и всё пытался понять, что за пассажир и насколько он опасен. Человек в камуфляже, упитанный молодой мужчина, с круглым загорелым лицом и бритой головой невольно напоминал далекого Балмасова, собственно, теперь все большие люди в камуфляже будут ему напоминать рыжего спецназовца. А этот кто? Омоновец? Нет, погоны у него, кажется, общевойсковые. И по званию, насколько он понимает, прапорщик.

— Ну, зёма, давай знакомиться! Виктор! Для своих — Витёк. И ты зови — не обижусь.

Налитое лицо прапора было совсем рядом, из большого красного рта несло перегаром. И пришлось, замешкавшись — какое имя назвать? — хрипло выдавить уже ставшее привычным: Николай.

— Ты чё, не проснулся, че ли? — поднял голову Витёк. — А, понял, понял, с похмелюги, угадал?

— Скажите, а это была какая станция?

— Белогорск, земеля! — радостно сообщил военный. — Я с тобой до солнечного Биробиджана.

Он уже извлек из сумки сверток с одеждой и, быстро скинув камуфляж, принялся переодеваться и делал это так быстро, будто на спор. Оказавшись в шортах с большими карманами, прапорщик стал выкладывать из сумки банки, пакеты, бутылки и скоро заставил ими весь столик. Выгрузив припасы, военный стал внимательно осматриваться, и не успел беглец обеспокоиться причиной такого профессионального осмотра, как пассажир вытащил из сумки отвёртку, большую, полноценную, блестевшую хромом отвёртку. И, подняв её к носу лежащего на верхней полке пассажира, с радостной улыбкой пояснил: японская!

И с той же улыбкой там, внизу, стал откручивать откидную сетчатую полочку для газет. Полочка долго не поддавалась даже такому крепкому товарищу, каким был пассажир из Белогорска. И только минут через десять упала в его пухлые ручонки и тут же исчезла в объёмистой сумке. Он что, с ума сошёл, вот так на глазах скручивать, запоздало забеспокоился на своей полке беглец.

— Зачем вы это делаете? — дёрнуло его за язык.

— А чё такое? — поднял голову прапорщик. И что-то, видно, рассмотрев в лице верхнего пассажира, вдруг ощерился. — Ты это… кочу май, зёма! Кочу май!

Это выглядело бы прямой военной угрозой, если бы прапорщик, не переменив вдруг тон, счел нужным весело добавить:

— Нет же ничего приятней, бля, чем надыбать хорошую вещь по дишману!

— Это как? — не понял верхний пассажир.

— А по дешевке — во как! Но особое удовольствие — это сфиздить, — рассмеялся бойкий товарищ.

— Вы сойдёте с поезда, а меня спросят, куда она делась?

— Так ты из-за этого? — повернулся к нему прапорщик. — Ты чё, сам её присмотрел? Так и вторая ж есть, я снимать не буду — пользуйся. А насчёт спросят, так кто там спросит? Кто спросит? Чё, сам никогда ничего не скручивал? — И голос вояки стал насмешлив: мол, знаем, знаем, как тибрил чего-нибудь.

— Я тебе, земеля, так скажу: скоко от государства ни отломишь, а своего всё одно не вернешь. Ты понял? Давай слазь, харчиться будем. Я вижу, ты экономно едешь — на столе пусто, а у меня лишнее, так что присоединяйся! — От развёрнутой на столе еды, и правда, несло сытным духом, но вот чего он не мог, так это принять приглашение прапорщика. И уже хотел отвернуться, но тот не отступал:

— Давай, Коля, давай подсаживайся, подсаживайся. У меня тут на взвод наготовлено. И самогонка чистая, без балды!

— Извините, я не голоден, — не нашёл другого предлога для отказа верхний пассажир.

— Ты че, на диете? Какая у мужика может быть диета-муета? Я вот только от стола, и выпили, и закусили хорошо, но почему опять не закусить и не выпить? А ты часом не мусульманин? Нет? А то похожий… Тебе б это… как его… ну, этот платок намотать — вылитый чех.