— Так я сам попросился, когда я ещё море увидел бы? Я ж в морской пехоте! А в Чите что? Вот знакомый пацан дома служит, часть в Каштаке стоит, так ничего ж хорошего! Рассказывал, посылали их недавно искать этого беглого, слышали, недавно сбежал. Даром, что ли, Чита зовется Чикагой: миллионы в банке воруют, миллионеры по улицам бегают… Ну, тот, шизанутый, подорвался на побег, а этих искать послали. Так, говорит, ни сухпайка, ни палаток, ничего, блин, не выдали… А тут как раз задождило. Хорошо деревня близко была, так они заборы ломали, костры жгли, курей ловили… Пришлось, говорит, ротному с местными разбираться.
— Они что же, сбежавшего и не искали?
— Так он и говорит, на кой им это да ещё под дождём! Кто-то зелень, блин, получил за побег, а им, значит, бесплатно искать?
На этих словах в купе заглянула проводница и предупредила: «Подъезжаем. Хабаровск».
— А я дальше еду, в Находку. У меня ещё пересадка на Угольной. Так, значит, это…
— Не сомневайся, Дима, всё бывает, — будто защищая неизвестную ему девушку, заверил его пассажир. Боец ещё потоптался у порога и исчез, бросив напоследок: «Ну, если так, тогда ладно…»
А скоро поезд загрохотал по мосту, и мост был такой длинный, и река была такой широкой, что невольно вызвала восхищение. Надо же, какая силища! И когда показались хибары пригорода, он уже стоял в тамбуре.
В городе было не то что жарко, а как-то душно, будто перед грозой. И хотя туч не было, но в отдалении слабо погромыхивало. И на широкой площади было неуютно, как на сквозняке. Да, это не Улятуй, не Сретенск и не Могоча! Большой город — это чужое и враждебное пространство, где опасность везде и нигде. И встречают его как нигде. Вот правители вышли на пару — висят, колыхаются на билборде, предупреждают: «Во дворе злая собака».
Согласно завету майора Саенко А. А, надо как можно скорее убраться с привокзальной площади, твердил он себе, стараясь идти медленно и не косить по сторонам. А вот и патруль! Как же без патруля! Так, не дёргайся, спокойно иди прямо к милиционерам.
— Ребята, скажите, как в центр попасть? — уперся он взглядом в служивого, что был справа.
— Идете прямо, выходите к рынку, а от него хоть вправо, хоть влево — это и будет центр. Можно и на трамвае…
Он поблагодарил и отошёл, но спиной ждал окрика, топота, свиста. Нашёл тоже у кого спрашивать дорогу, у милиционера! А что, надо было подойти и попросить: «Веди, сынок, к полковнику!»? Почему нет: парень приятный — лицо розовое, воротничок чистый, взгляд ясный. Только в отделении наверняка бы удивились: «Ну, и дурак! Мог бы ещё и погулять!» Значит, погуляем? Ну да, чем дальше, тем гулять, просто гулять, превращается в основную цель побега.
Нет, в самом деле, если до центра можно дойти пешком — это замечательно. И, не переспрашивая дорогу, скоро действительно вышел к шумному торжищу и, опустив кепку на глаза, вклинился в толпу. Какое-то время он бессмысленно бродил вдоль прилавков, но скоро от шума, от тряпичной пестроты, от мельканья лиц закружилась голова. Но быстро выбраться не получилось, запутался в бесконечных рядах и, беспомощно озираясь по сторонам, на ближнем прилавке глаз зацепил коряво выведенную на картонке надпись: «Всё 100 рубль». А тут и китаянка, большая и приветливая, поманила рукой. Он показал ей на рубашки и купил целых три, а потом и тишотку, и джинсы. И ещё носки, выторговав пять, а не четыре пары на оговорённую сумму, а потом зачем-то ещё одну, перетянутую резинкой, упаковку. Тут же, за занавеской из связки ярких платков, переоделся. Теперь на нем была рубашка с коротким рукавом и новые жёсткие джинсы, всё пахло как-то технически, и было в квадратных слежавшихся складках. Ну, и чёрт с ними: пропотеет, сами собой разгладятся.
Отходил он под весёлые выкрики уже нескольких женщин, они все что-то предлагали. «Нет, нет, ничего не нужно!» И так неловко отбивался от торговок, что чуть не сбил смуглого парня, что нес коробки с товаром, и шарахнулся от торговца и рассыпал обувь с хлипких полок на противоположной стороне торгового ряда. «Ну, смотреть же надо!» — стала зло выговаривать продавщица, и, не слушая извинений, вырвала из его рук подобранные ботинки: «Воровать не получится, всё выставлено на левую ногу, понял?»