Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

въ чемъ нтъ никакого сомннія при широкой распространенности псни и обряда, распространенности почти общеевропейской¹). Сначала въ нихъ еще сохранялось первоначальное сравненіе. Потомъ оно затерялось въ ряд новыхъ, созданныхъ по его образцу, и, наконецъ, выпало. Считать сравненіе — „колосочки — якъ пирожочки“ — первоначальнымъ побуждаетъ меня рядъ аналогій изъ разобранныхъ выше заговоровъ. Мы уже видли, что въ заговорныхъ параллелизмахъ, какъ бы они разнообразны и отвлеченны ни были, всегда надо искать основного, въ которомъ параллель проводится между желаннымъ и какимъ-нибудь реальнымъ явленіемъ, имющимъ непосредственное отношеніе къ соотвтствующему симпатическому обряду. Иногда этотъ основной параллелизмъ, благодаря наплыву новыхъ, случайно набранныхъ, потомъ утрачивался (ср. хотя заговоры отъ воровъ). Прикладывая тотъ же методъ изслдованія къ псн, мы видимъ, что въ боле пространномъ варіант нельзя указать такого ядра. Параллелизмъ же „колосочки — якъ пирожочки“ вполн можетъ быть признанъ таковымъ. Откуда могло взяться такое сравненіе? Вспомнимъ, что обрядъ калядованія сопровождается обильными подачами калядовщикамъ състныхъ припасовъ. Даютъ и пироги. Первоначально, мн думается, когда смыслъ всего плужнаго обряда былъ еще для всхъ ясенъ, только пироги и подавались. Полученіе пироговъ — смыслъ и завершеніе обряда. Калядовщики изображали въ плужномъ дйствіи начало запашки. Полученіе пироговъ результатъ запашки. Такимъ образомъ, полученіе пироговъ изображало въ обряд будущій хорошій сборъ хлба. Поэтому-то калядовщики такъ ршительно и заявляютъ:

Кто не дастъ пирога,
У того быка за рога.

Мы теперь смотримъ на такія присказки калядовщиковъ, какъ на шутки веселящейся молодежи. Но подобныя угрозы нкогда имли вполн серіозный характеръ, такъ же, какъ

324

серіозенъ и значителенъ былъ и весь обрядъ. Вдь для калядовщиковъ полученіе или неполученіе пирога тогда означало не большую или меньшую сытость предстоящей пирушки, а означало результатъ всхъ его полевыхъ работъ, всю его судьбу въ предстоящемъ году. Поэтому всякій, подающій пирогъ, способствовалъ богатству предстоящаго урожая; всякій отказывающій — недороду. Если посл всего сказаннаго и можетъ быть еще сомнніе относительно происхожденія самой формулы пожеланія въ разбираемой псн, то относительно эпической части ея этого уже быть не можетъ. Эпическая часть развилась изъ обряда, и сейчасъ кое-гд еще исполняющагося. Это плужный обрядъ. Теперь онъ исполняется чаще дтьми. Но раньше онъ имлъ важное значеніе — обезпеченіе удачи предстоящей запашки и урожая. Во время обряда „пашутъ землю, какъ бы приготовляя ее для посва, причемъ пснями и тлодвиженіями представляютъ процессъ паханія“¹). Участвовалъ въ обряд и плугъ, о которомъ поется въ разбирающихся колядкахъ²). Изъ этого-то обряда и развилась псня. Въ ней, какъ и въ нмецкомъ заговор съ мотивомъ пашущаго Христа, первоначально паханіе не приписывалось Христу или святымъ, a пвшіе говорили лишь только о своемъ паханіи. На это указываетъ румынская псня. Тамъ во время плужнаго дйства въ псн поется: … „Шли мы въ одинъ святой четвергъ съ плугомъ о 12 быкахъ, по яровому полю, хорошо вспаханному, отлично засянному“³). Потомъ уже дйствіе было перенесено на святыхъ. Причину такой замны мы уже знаемъ по заговорамъ.

Такъ в заговорахъ и въ колядкахъ вполн самостоятельно развились очень сходные мотивы: и тутъ и тамъ Христосъ пашетъ въ пол. Однако, смшивать ихъ, какъ это длаетъ Мансикка⁴), ни въ коемъ случа нельзя. Мы видли, что каждый изъ нихъ развился изъ вполн самостоятельнаго обряда. Разницей обрядовъ объясняется и разница въ самыхъ мотивахъ. Вь одномъ случа паханіе

325