Jak nasz Kupajlo buw krasny,Szob naszy ohirk'y bul'y taki rasny3).
Во-вторыхъ, и самая псня иметъ магическій характеръ. Хотя здсь и нтъ сравненія, однако, есть сопоставленіе, т. е. видъ того же психологическаго параллелизма, только представляющій боле раннюю ступень. Отъ сопоставленія одинъ шагъ и къ сравненію. А въ данномъ случа, слдовательно, только шагъ къ тому, чтобы псня приняла форму, типичную для заговора (по опред. Потебни). И получится заговоръ на любовь. Это будетъ
еще наглядне, если мы сравнимъ псню съ латинскимъ incantatio — Limus ut hic etc. Какъ тамъ проводится параллель между высыханіемъ предметовъ отъ священнаго огня и любовной тоской Дафниса, такъ и здсь параллель между болью сердца Ивана и горніемъ купальскаго огня. Вроятно, и цль обихъ псенъ была одинакова — присушить любимаго человка. Сравненіе псни съ русскими присушками опять говоритъ въ пользу того, чтобы считать ее заклинаніемъ. Тамъ проводится параллель между огнемъ и любовью — и тутъ также. Отмченная выше перемнчивость именъ въ псн тоже, мн кажется, говоритъ за это. Псня сначала, очевидно, представляла собою общую формулу, въ которую имена вставлялись по желанію участниковъ. По заговорной терминологіи на ихъ мст пришлось бы поставить — и. р… Особенному укрпленію въ псн имени Ивана, можетъ быть, способствовало, съ одной стороны, пріуроченіе обряда къ Иванову дню, а съ другой — наибольшая сравнительно съ другими распространенность этого имени въ народ. Поэтому вполн естественно, что оно чаще другихъ вставлялось въ псню-заклинаніе. А когда заклинаніе уже обратилось въ простую забаву, имя Ивана по традиціи продолжало упоминаться въ ней чаще другихъ.
До сихъ поръ въ разбиравшихся псняхъ не было еще намека на святыхъ. Но извстно, какъ часто святые выступаютъ въ обрядовыхъ псняхъ въ качеств дйствующихъ лицъ. Возьмемъ для примра случай, когда въ псн святые занимаются хозяйственными работами (напр., пашутъ). Откуда взялся такой сюжетъ? Изъ апокрифа? Зачмъ потребовалось обрабатывать въ псн такой мотивъ? Можетъ быть дйствовало религіозное чувство, какъ при созданіи духовнаго стиха? Мн кажется, что ни апокрифы, ни религіозное настроеніе не имли здсь ршительно никакого значенія. Все произошло какъ результатъ приложенія къ обрядовой псн пріемовъ заговорнаго творчества. А почему въ заговоры попали святые, мы видли. Интересно, что въ самыхъ заговорахъ встрчаются сюжеты совершенно параллельные псеннымъ. Сходство, по моему, произошло вовсе не отъ заимствованія псней у заговоровъ или наоборотъ. Нтъ, сюжеты родились сходными
независимо другъ отъ друга. У насъ, напр., въ колядскихъ псняхъ разсказывается о Христ, пашущемъ въ пол. А вотъ нмецкій заговоръ отъ болзни Adel (у насъ ее называютъ „волосомъ“).
По другой редакціи пашетъ Христосъ и Петръ. Заговоръ кончается характерной фразой — Hiermit sind dem NN alle seine W"urmer tot2). На что подобное заключеніе указываетъ, мы уже видли при изслдованіи мотива мертвой руки. Хотя заговоръ и представляетъ изъ себя рифмованный стихъ, однако, это отнюдь не псня. Онъ никогда не плся и сложился подъ вліяніемъ симпатическаго пріема лченія „волоса“. Пріемъ такой: разрываютъ землю, отыскиваютъ дождевого червя, привязываютъ его къ больному мсту и оставляютъ такъ умирать. Вмст со смертью дождевого червя умретъ и внутренній червь-волосъ. Или же толкутъ нсколько червей и привязываютъ къ больному мсту3). На лченіе червемъ, по моему мннію, и указываетъ отмченное выше окончаніе заговора. Разсказъ о Спасител, разыскивающемъ червей, явился для того, чтобы оправдать такой пріемъ лченія. Разсказъ вовсе не взятъ изъ какого-нибудь апокрифа; онъ создался, такъ сказать, на мст. Что первоначально говорилось не о паханіи Христа, а только о паханіи знахаря, свидтельствуетъ слдующая редакція: