Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

ихъ, считали Бога за существо не всемогущее, которое можно ограничить въ чемъ-нибудь и принудить. Нѣтъ, здѣсь только простое сосуществованіе двухъ противорѣчащихъ другъ-другу идей. Это одинъ изъ примѣровъ тѣхъ противорѣчій, какими кишитъ вся человѣческая природа. Болѣе позднія и высокія религіозныя представленія мирно уживаются съ остатками болѣе ранняго состоянія. На этой-то почвѣ "миѳологическаго двоевѣрія" и возникаетъ та форма заговора, какую я назвалъ молитвообразной. Это одна изъ позднѣйшихъ ступеней заговора. Она также предполагаетъ уже существующей вѣру въ магическую силу слова. Но здѣсь можно найти соприкосновеніе и съ другимъ элементомъ, сопровождающимъ слово и также имѣющимъ магическую силу. Большое сходство заговоровъ-молитвъ съ молитвами древнихъ даетъ право искать въ послѣднихъ отвѣта на интересующій насъ вопросъ. Запомнимъ пока свидѣтельство Фюстель де Куланжа о томъ, что особенно надо заботиться о соблюденіи ритма, какимъ должны пѣться священныя формулы. Здѣсь мы наблюдаемъ, значитъ, уже присутствіе новыхъ элементовъ, носителей магической силы, которые въ данномъ случаѣ неразрывно связаны со словомъ. Съ этими элементами намъ въ послѣдствіи придется имѣть дѣло, а пока я ихъ оставлю и обращу вниманіе на другое обстоятельство. Въ молитвѣ древнихъ одной священной формулы было недостаточно: она сопровождалась еще обрядами, строго опредѣленными до мельчайшихъ подробностей и неизмѣнными. Если, напримѣръ, при жертвенной молитвѣ упускался хоть одинъ изъ безчисленныхъ обрядовъ, то и жертва теряла всякое значеніе^{420}).

Итакъ, древнія священныя формулы, обладая тою же магической силой, какую имѣютъ современные заговоры-молитвы, однако нуждались для дѣйствительности своей силы кое въ чемъ постороннемъ слову. Въ нераздѣльномъ могуществѣ слова появляется брешь. Ему приходится дѣлиться своею властью. Прежде всего займемся разсмотрѣніемъ того, какую роль играло при словѣ дѣйствіе. Начать

120

надо съ него, во-первыхъ, потому, что оно самый серіозный соперникъ слова, а во-вторыхъ, потому, что современное состояніе заговора представляетъ болѣе данныхъ для выясненія роли именно этого элемента въ чарованіи на ряду со словомъ, чѣмъ другихъ. Интересно было бы прослѣдить, какъ устанавливалась, взаимная связь между молитвою и обрядомъ[108] наблюдаемая въ такой яркой формѣ у древнихъ. Навѣрно бы при этомъ оказались интересныя параллели съ отношеніемъ тѣхъ же элементовъ въ заговорѣ. Укажу только на упоминавшуюся уже работу Фрэзера. Въ ней авторъ пытается установить происхожденіе нѣкоторыхъ древнихъ религіозныхъ культовъ изъ агрикультурныхъ обрядовъ, а эти послѣдніе въ свою очередь объясняетъ, какъ чары для обезпеченія дождя и урожая. Онъ говоритъ, что всѣ эти весеннія и купальскія празднества — "магическія чары, имѣющія цѣлью произвести результатъ, который онѣ драматически изображаютъ"^{421}). Свою теорію авторъ подтверждаетъ массою фактовъ. Подчеркиваю отмѣченную имъ черту драматическаго изображенія. Съ нею мы еще встрѣтимся въ заговорахъ. Насколько велика роль дѣйствія при заговорахъ, видно уже при самомъ бѣгломъ обзорѣ заговорной литературы. Слѣдуетъ различать двѣ формы соединенія слова и дѣйствія. Одна, такъ сказать, неорганическая. Въ этомъ случаѣ ни изъ текста заговора не видно, почему онъ сопровождается опредѣленнымъ дѣйствіемъ, ни изъ дѣйствія не видно, почему при немъ эти именно слова, а не другія. Вторая форма связи — органическая. Здѣсь дѣйствіе и слово представляютъ какъ бы два параллельныхъ ряда, два способа выраженія одной и той же мысли. Послѣдняя форма и дала поводъ къ опредѣленію заговора, данному Потебней. Придерживаясь плана перехода отъ видовъ заговора, гдѣ слово болѣе свободно отъ примѣси другихъ элементовъ, къ видамъ, въ какихъ самостоятельность его постепенно исчезаетъ, слѣдовало бы теперь разсмотрѣть заговоры съ эпическимъ элементомъ. Хотя громадное большинство ихъ утратило параллельное дѣйствіе, но все-таки

121