Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

слѣды его часто видны еще въ эпилеской части. Однако лучше будетъ пока оставить эти заговоры въ сторонѣ, такъ какъ вопросъ о томъ, дѣйствительно ли они сохранили указаніе на утерянное дѣйствіе, является пока спорнымъ. Поэтому я обойду эпическіе заговоры, а перейду прямо къ параллелистическимъ формуламъ безъ эпической части. Эти заговоры, съ одной стороны, стоятъ въ самой тѣсной связи съ эпическими заговорами, а съ другой, часто сохраняютъ при себѣ дѣйствіе или же, если утрачиваютъ, то слѣды прежняго существованія его безспорны. Послѣ же того, какъ будетъ установлено, что присутствіе дѣйствія при заговорѣ было нѣкогда необходимымъ условіемъ, вернусь къ эпическимъ формуламъ и постараюсь показать, что и въ нихъ часто сохраняются слѣды забытаго дѣйствія. Потебня, поясняя психологію возникновенія заговора, приводитъ такой примѣръ. Когда хочешь заговорить матокъ, чтобы сидѣли, "найди приколень що коня припинають, и вийми ёго из землі и мов так: "як тоє бидло було припъяте, немогло пійти від того міста нігде, так би мои матки немогли вийти від пасіки, від мене Р. Б."^{422}). Здѣсь дѣйствіе и слово выражаютъ одну мысль. Потебня думаетъ, что дѣйствіе предназначено только выразить мысль болѣе ярко. По его толкованію, въ сущности дѣло опять сводится къ тому же Wunsch, о которомъ говорилъ Крушевскій. Сила заговора — въ выраженіи желанія. Дѣйствіе играетъ только служебную роль, представляя изъ себя какъ бы только болѣе яркую иллюстрацію этого желанія. Врядъ ли это такъ. Сопоставляя этотъ примѣръ съ рядомъ другихъ, ему подобныхъ, можно замѣтить, что дѣйствію придавалось большее значеніе, чѣмъ простая иллюстрація мысли. Между дѣйствіемъ и предметомъ, на который направляются чары, усматривается какая-то связь. Связь между двумя явленіями. И если въ одномъ произвести какую-нибудь перемѣну, то соотвѣтственная перемѣна послѣдуетъ и въ другомъ. Въ примѣрѣ Потебни это не такъ ясно видно. Дѣйствіе здѣсь какъ бы заслоняется словомъ. Поищемъ другихъ примѣровъ, гдѣ бы оно опредѣленнѣе

122

выступало въ своей роли. У Романова заговоръ отъ "во́гнику" читается такъ: "Огнища, огнища, возьми свое во́гнища. Якъ етому огню згорѣць и потухнуць, ничого ня быць, такъ и етой боли у раба божа кабъ ня було, — и обсохнуць и обсыпатца". Казаць, обводзючи кружка вогника первымъ угарочкомъ зъ лучины"^{423}). Здѣсь яснѣе видно, что между двумя явленіями усматривается какая-то связь, и при совершеніи одного ждутъ совершенія и другого. Лучина погоритъ, потухнетъ и осыплется. Такъ же и во́гникъ: погоритъ, потухнетъ и осыплется. Таковъ же смыслъ и другого обряда, наблюдающагося при лѣченіи «огника». Больного ребенка подводятъ къ топящейся печкѣ и хлопкомъ, сначала зажженнымъ, потомъ потушеннымъ въ сажѣ, мажутъ больное мѣсто^{424}).

Если хочешь вывести моромъ скотину, то долженъ кудель пряжи прясть наоборотъ и говорить: "jak się to wrzeciono kręci, niechaj się bydło i owce wykręcą z domu N."[109]^{425}).

Ячмень лѣчатъ такъ. Бросаютъ въ печь зерна ячменя и говорятъ: "Якъ сей ячминь сгорае, такъ нароженому, молитвеному, хрещеному N ячминець изъ глазъ исхожае"^{426}).

Чтобы ленъ росъ высокъ, въ пашню весной втыкаютъ кленовыя вѣтки, приговаривая: jak dziarewo klon, daj nam, Boże, lon"[110]^{427})!

Чтобы поселить раздоръ между мужемъ и женой, надо взять сучекъ двойняжку, разломить его надвое, одну часть сжечь, а другую закопать въ землю съ приговоромъ: "Какъ двумъ этимъ часточкамъ не сростись и не сойтись, такъ же рабѣ божіей (им. р.) съ рабомъ божимь (им. р.) не сходиться и не встрѣчаться навѣчно"^{428}).

Въ 1676 г. разбиралось дѣло о колдовствѣ по жалобѣ попа. Аринка "украла у попадьи кокошникъ да подубрусникъ и тотъ кокошникъ и подубрусникъ съ наговоромъ

123

свекровь ея велѣла положить подъ столбъ и говорить: "каковъ де тяжекъ столбъ, такъ де бы и поподьѣ было тяжело"^{429}).

Отъ зоба. Ударяютъ по зобу камнемъ и бросаютъ его въ воду, говоря: "Gott gebe, dass der Kropf verschwinde, wie dieser Stein verschwindet"[111]^{430}).