Загробная жизнь или последняя участь человека

Если поэтому непосредственное сознание, или чувство бессмертия, иногда затемняется, заглушается и даже вовсе теряется в некоторых людях, то это не служит еще опровержением его необходимости и всеобщности: это уже явление ненормальное, вызываемое такими причинами и обстоятельствами, которые влияют вообще искажающим образом на природу человеческую. «Есть много охотников жить без всяких идей и без всякого высшего смысла жизни, жить просто животною жизнью»111. У таких людей, конечно, нечего искать ясного и отчетливого сознания своего бессмертия: они исказили в себе образ Божий и человеческий, почему и не могут служить нормою для суждения о человеке, когда идет речь о высших вопросах и интересах человеческих.

Здесь нельзя не припомнить характеристически верного изречения одного из древних христианских апологетов: «Душа — по природе христианка»112. Вот почему мы находим в ней свидетельство об одной из существеннейших христианских истин, с которою неразрывно связано все дело восстановления природы человеческой в ее истинном и чистом виде, — об истине бессмертия души человеческой.

Итак, мы можем сказать, что непосредственное сознание, или чувство бессмертия, не есть выражение какого-нибудь единичного, случайного и произвольного желания: это — всеобщая, неизменная и отличительная черта человека, когда бы и где бы он ни жил и на какой бы степени образования ни находился. Мы слышим в нем голос природы человеческой.

Метафизическое или онтологическое доказательство

Если Декарт113 сказал: «Я мыслю, следовательно — я есмь», то мы можем сказать: «Я есмь, следовательно — я бессмертен, потому что Он есть». Мы знаем, однако, что не все разделяют это убеждение, что, например, материалисты и пантеисты не допускают возможности личного бессмертия человека. Отчего же такое различие, такая противоположность во взгляде на этот важный вопрос? Это различие зависит, очевидно, от различия во взгляде на существо души человеческой: вот где основание этого различия взглядов на судьбу души по смерти человека. Для материалиста душа человеческая не есть самостоятельное начало, независимое и отличное от тела, она есть продукт нашего телесного организма и потому прекращает свое бытие вместе с разрушением, смертью этого организма, — умирает вместе с ним. Точно так же и для пантеиста душа человеческая не есть самостоятельное существо, или субстанция: она есть не иное что, как проявление общей мировой субстанции, которая одна только действительно существует и в которую возвращается или с которою сливается душа по смерти человека, совершенно теряя свое личное бытие. Неправильный взгляд на существо души сопровождается, естественно, и ложными выводами относительно будущей, конечной ее судьбы.

Что такое душа человеческая? Душа человеческая есть единичная, то есть простая и невещественная субстанция, самостоятельное и самодеятельное существо, и, притом — существо самосознательно-личное; одним словом, она есть духовный атом. Из этого понятия о душе человеческой с необходимостью вытекает невозможность ее уничтожения, или ее бессмертие.

Во-первых, душа человеческая есть единичная, не сложная, духовная субстанция. Это доказывается единством ее отправлений: все разнообразные впечатления, воспринимаемые душою, сводятся в ней к единству сознания. Единство сознания предполагает единство сознающей субстанции. А это единство исключает всякую сложность и материальность. Этим самым опровергается само собою учение материалистов, отождествляющих душу с нервною системою, которая, как известно, представляет большую сложность. Мы согласились бы, пожалуй, с учением материалистов, если бы им (учением) могли быть объяснены факты душевной жизни; но этого-то именно мы и не видим. Для примера возьмем один факт из области мышления, именно — суждение. Всякое суждение предполагает единство субъекта, или субстанции, высказывающей суждение. Во всяком суждении должно быть, как известно, не меньше двух различных представлений, соединяемых вместе, например, душа бессмертна. Но в суждении мы хотим уничтожить это двойство или множество представлений объединением их: мы не хотим представлять отдельно душу и отдельно бессмертие, а хотим представить дело так, чтобы душа заключала в себе бессмертие; иначе, не сделав этого объединения, мы можем искать бессмертие не в душе, а еще в другом чем-нибудь.