Загробная жизнь или последняя участь человека

По смерти человека — то есть, вернее, по смерти тела человека, — душа его не перестает существовать: она вступает только в новую форму существования — существования для себя, а не для других. Вот, пред вами лежит умерший человек: вместе с его смертью прекратилась душевная жизнь, проявляющаяся при посредстве тела. Умерший уже не смеется и не говорит, глаза его ничего не видят, он не может отвечать на наши вопросы и просьбы: одним словом, исчез всякий след прежней жизни. Если доверять только непосредственному свидетельству внешних чувств, то как не сказать, что и душа его точно так же мертва, как и тело? Однако односторонность и поспешность этого суждения вполне очевидны. В самом деле, всякий человек знает, что он может проявлять себя другим, сообщать им свои мысли и чувствования только чрез посредство тела — при помощи звуков, различных телодвижений и тому подобное; но он знает, в то же время, что существует сам по себе и без или помимо этих видимых знаков, мало того — он может даже сам по себе думать и чувствовать совершенно противное тому, что обнаруживает своими телодвижениями и словами, как, например, актер-комик может находиться в печальном настроении духа, вследствие каких-нибудь своих личных неприятных обстоятельств, между тем — другим он кажется веселым. Поэтому необходимо различать жизнь для себя или в себе от жизни для других. Жизнь для себя каждый из нас знает только сам по себе и в себе. Другим она может становиться известною только при посредстве телесных знаков, то есть всякий другой узнает жизнь чужой души только такою, какою она существует для других, а не для себя. Вот почему людям часто приходится жаловаться на то, что они не могут показать и выразить вполне другим, например, любимому человеку или недоверчивому судье, свое внутреннее расположение, все движения своего сердца, так чтобы другие могли узнать и понять их вполне.

Итак, мы имеем право сказать, что со смертью человека прекращается его жизнь для других; но не имеем никакого основания утверждать, что она перестала существовать и сама по себе и для себя. Такое заключение было бы, по меньшей мере, поспешно. Объясним это примером. Мы слушаем игру отличного скрипача, видим движения его пальцев по струнам и восхищаемся его игрою. Но вот по какому-нибудь несчастному случаю скрипка его разбивается и затем бросается в огонь. Мы уже не видим более движений пальцев скрипача по струнам и не восхищаемся уже его игрою. Для других он перестал быть скрипачом; но имеем ли мы право делать заключение, что музыкальная способность и искусство умерли в нем вместе с уничтожением его скрипки? Кто знает, не найдет ли он когда-нибудь лучшей скрипки и не явится ли тогда и для других еще лучшим скрипачом?

Итак, человек бессмертен по своей природе, или по своему существу. Но где последнее основание и, так сказать, запечатление его бессмертия? По учению Писания, бессмертие принадлежит одному только Богу (ср.: 1 Тим. 6, 16). Да, собственно, и абсолютно бессмертен один Бог — самосущее и самобытное Бытие, единый Сущий. Человек же бессмертен, если можно так выразиться, взаимообразно, во второй степени. Как часть мира, человек проявляет тройственную связь: во-первых, с видимой природой, во-вторых, с прочими людьми — его собратьями, и, в-третьих, с Богом — Виновником всякого бытия, с Богом, Который Конец с началом сопрягает И смертию живот дарит114.

В этой последней, важнейшей и таинственнейшей связи коренится основа бессмертия человека: Бог есть субстанция души человеческой. Говоря так, мы не отнимаем у души человеческой ее самостоятельного бытия, не впадаем в пантеизм: Бог не есть для нас спинозистическая субстанция, которая одна только есть все. Мы хотим только сказать, что Бог проявляет Себя как благий и премудрый Виновник в самостоятельно-личных существах, отличив их печатью Своего вечного существа, заронив в них искру Своей Божественной жизни, которая (искра) не может уже погаснуть, но должна разгореться в живую полноту разумно сознательной бессмертной жизни. Он сообщил человеку дыхание жизни (Быт. 2, 7); Им мы живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28), имея великую заповедь и питая возвышенную надежду сделаться подобными Ему (ср.: Мф. 5, 48; 1 Ин. 3, 2) — в меру нашего конечного существа.

Некоторые из отцов Церкви признают также душу человеческую бессмертною не по естеству, а по благодати Божией.

Святой Кирилл Иерусалимский говорит: «Знай, что ты имеешь душу свободную, творение Божие прекрасное, сотворенное по образу Создателя, бессмертное по благодати Бога, Который делает оное бессмертным, творение живое, разумное, нетленное по благодати Того, Который даровал сие» (Огласительное поучение, 4, 69).