Загробная жизнь или последняя участь человека

Святой Ириней Лионский, говоря о бессмертии души нашей, замечает, что «это Богом сотворенное существо, хотя и получает начало своего происхождения... но продолжает существовать и продолжается в долготу веков, по воле Творца Бога, так что и происхождение в начале, и бытие после того есть для него дар» (Против ересей, 2, 34).

Так же учат святые Иустин Мученик (Разговор с Трифоном, VI), Татиан (Против Греков, 8), Арновий (Против язычников, 2, 14, 18, 32, 35), Феофил (К Автолику, 2, 34, 36).

Таким образом, человек есть такое существо, в котором бесконечное начало соединяется с конечным телом, которое, рождаясь во времени, затем, по самой природе своей должно продолжаться в вечность: с запасом приобретенных на земле мыслей, стремлений, привязанностей оно переходит в новую жизнь, в которой, не связанное уже телесною ограниченностью, вступает в ближайшее соотношение с тем вечным, сверхчувственным и нравственным миром, членом которого оно, по природе своей, состоит и с тем Верховным Разумом, от Которого оно получило свое бытие.

Телеологическое или психологическое доказательство

В заголовке этого доказательства мы можем поставить старинное изречение: Ars longa, vita brevis (наука долга, жизнь коротка), с небольшой перефразировкой его: «Жизнь коротка, задача жизни необъятна». Зачем мы живем на земле? Какая цель и какое назначение нашего существования? И осуществляется ли наше назначение вполне в здешней жизни? Вот — вопросы, с которыми тесно связан вопрос о бессмертии человека.

Все в этом мире имеет свое назначение и все достигает своего назначения — сообразно с законами и пределами, указанными каждому роду предметов и существ. Никто не может сказать, чтобы солнце, чтобы дерево, чтобы животное не исполняли, не хотели или не могли исполнять его, они исполняют его по необходимости.

Все прекрасно в Божьем мире115!

Именно потому, что все в нем — от великого до малого — следует неуклонно своему назначению, представляя в совокупности, великую и возвышенную гармонию целого.

Посмотрим на человека — высшее в видимом мире существо, венец творения на земле. Подобно всем прочим существам в мире, и он, конечно, имеет свое назначение: он должен сделаться и быть тем, чем ему следует быть — человеком, то есть он должен развить все силы своего существа, раскрыть все содержание своей природы, исчерпать полноту своего существования до последних возможных пределов. Теперь спрашивается: достигают своего назначения все прочие твари?

1) Человек есть, прежде всего, существо разумное. Итак, первая цель его жизни — развитие его ума. Более двух тысяч лет назад философ Аристотель в одном из своих знаменитых творений сказал: «Всякий человек имеет естественное желание знать»⁵⁶. Любовь к знанию — изначальный элемент нашей природы. Человек имеет такую жажду знания, что с каждым расширением своих познаний чувствует потребность новых открытий в области истины, никогда вполне не удовлетворяясь достигнутыми уже результатами знания. А между тем, чем более расширяется пред ним горизонт знания, тем более встречает он неизъяснимых тайн, недоступных его уму. Только самодовольно-мелкие умы не хотят ничего знать о тайнах природы, тогда как величайшие и серьезнейшие исследователи истины всегда сознают, что тайна повсюду составляет начало и конец, Альфу и Омегу, что самосуществование мира и последнее основание всех законов остается и останется навсегда величайшею тайною. «Я знаю одно, — что ничего не знаю», — повторит вслед за Сократом116 всякий серьезный изыскатель истины, сопоставляя результаты, достигнутые человеческою мыслию, с бесконечною областью еще неисследованного и неисследимого. Чем ближе, по-видимому, человек подходит к идеалу истины, тем более этот последний удаляется от него на недосягаемую высоту, не переставая, однако, манить его к себе надеждою всезнания. И если спросить человека, посвятившего всю жизнь исследованию истины, перенесшего тяготу и зной дня в неутомимой погоне за идеалом истины, — если спросить его: «Что есть истина?», то он должен будет ответить словами великого апостола: Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12), или смиренным признанием одного из величайших умов (Ньютона117): «Я не более, как ребенок, собирающий раковины на морском берегу».

«Что мы не можем ничего знать, это сожжет мое сердце», — вот что влагает поэт (Гёте) в уста одного из страстных и самоотверженных искателей истины (Фауста)...

Итак, мы приходим к тому признанию, что развитие человеческого ума не знает пределов, не имеет остановки, что жажда знания не столько удовлетворяется, сколько возбуждается только и раздражается теми познаниями, какие человек приобретает и может приобретать на земле, что самой продолжительной жизни не хватает ему не только на то, чтобы читать и понимать, но чтобы только разбирать по складам великую книгу природы, что, одним словом, человек как разумное существо не достигает на земле своего назначения.