Загробная жизнь или последняя участь человека

Немецкий профессор Фихте младший144, глубже раскрывая и обосновывая эту же самую мысль, говорит следующее: «Нынешний спиритуализм утверждает, главным образом, возможность того, что в просторечии весьма неопределенно и неудачно называется явлением духов. Если допустить реальность этих явлений, то они будут неотразимым фактическим доказательством продолжения нашего личного существования после смерти. А такое фактическое, вполне осязательное доказательство не может, конечно, не иметь большой цены для того времени, которое именно впало в отрицание бессмертия и в гордой самоуверенности сильного ума думает, что уже счастливо оставило позади себя подобные суеверия. С этой точки зрения вопрос получает решительный интерес и даже культурно-историческое значение... Все априорные (теоретические) доводы в пользу продолжения существования нашей личности по смерти не могут идти, в сущности, далее того, что показывают мыслимость, даже вероятность этого существования и ослабляют сомнения, противополагаемые этим доводам. Само по себе — это важно и имеет значение, но недостаточно. Здесь, как и вообще во всяком фактическом вопросе, нужны доказательства, основанные на фактах, на твердо установленной, неоспоримой реальности. Только таким образом упомянутая возможность восходит на степень несомненной действительности. Если бы такие фактические доказательства были найдены и упомянутая действительность вполне доказана сообразно с логическими началами опытного естествознания, то это было бы — утверждаю я — таким результатом, с которым, по внутренней силе и значению, не сравнился бы ни один из результатов, встречающихся во всей истории цивилизации. Старинный вопрос о значении человека был бы, таким образом, положительно решен, и все сознание человечества стало бы ступенью выше. Человек знал бы то, что открывалось ему до сих пор лишь в области верования, предчувствий и теплых надежд; он знал бы, что он — член вечного духовного мира, в котором будет продолжаться его жизнь, что временное существование его на земле составляет лишь дробную часть, отрывок будущей вечной жизни, что ему только там сделается доступно понимание его назначения. Приобретая такое глубокое убеждение, человечество прониклось бы совершенно новым, воодушевляющим пониманием своей жизни, идеализмом, сильным фактами. Это равнялось бы полной переработке человека по отношению к его сущности и деятельности, было бы, так сказать, воздержанием»145.

Итак, спириты, не довольствуясь верою в бессмертие души и будущую жизнь, хотят добиться положительного знания об этом предмете, основанного на видении, и обещают от этого знания самый благодетельный переворот в человечестве. Допустим на минуту возможность непосредственного телесного общения умерших с нами, то есть возможность приобретения нами таким путем знания о бессмертии и будущей жизни. Но не обольщают ли себя спириты относительно плодов этого знания? Не преувеличивают ли чересчур значения и важности его? Вопрос: будет ли служить для нас это знание лучшим, надежнейшим руководством в нашей нравственной жизни, нежели вера? Сомнительно. Знание, само по себе, не спасет нас, не даст нам ни силы, ни внутреннего расположения к усовершенствованию себя в добре. Чтобы верно и успешно достигать нашего человеческого назначения, для этого мы отнюдь не нуждаемся в знании того, во что теперь веруем и что открыто нашей вере настолько, сколько это необходимо для нас ввиду достижения нами главной цели нашей жизни. У нас есть уже светильник для нашей жизни, достаточно освещающий наш жизненный путь, — Божественное Откровение, заключающееся в Слове Божием. Это — высшее и самое лучшее руководство для человека в деле его спасения. Если же человек дошел до такой степени нравственного отупения и падения, что не верит и не слушается этого голоса Божия, если он утратил восприемлемость к Божественной истине, содержащейся в Слове Божием, если, наконец, он не внемлет голосу своей совести, — то для него всякие другие уверения в истине будут напрасны: он не поверит и другим очевидным доказательствам.