Загробная жизнь или последняя участь человека

Если, таким образом, явление Самуила не было, с одной стороны, делом естественного человеческого вызова, а с другой — не было и обманом или следствием болезненного душевного состояния самого Саула, а, между тем, имело место действительное явление Самуила, — то кто же произвел это явление? Диавол? Так, действительно, и объясняют явление Самуила многие толковники; говорил и порицал чрез волшебницу вовсе не Самуил, а тот же дух тьмы и лжи, который может преобразиться и в ангела света и который на сей раз принял облик Самуила. Но против такого объяснения говорит вся речь явившегося Самуила: его грозное обличение Саула за нечестивый вызов и вопрошение, когда Господь отступил от него, его точное предсказание исполнения грозного суда Божия над Саулом и погибели последнего, со своими сыновьями, за неисполнение воли Божией. Такая речь могла послужить к вразумлению и спасению Саула и, очевидно, не свойственна злому духу, ищущему только погибели человека.

Остается признать явление Самуила сверхъестественным, чудесным делом Божиим. Против такого объяснения говорят: «Невероятно, чтобы Бог стал открывать Свою волю чрез посредство языческой волшебницы, и, таким образом, утверждал суеверное заблуждение Саула, верившего в силу волшебства». 1) Явившийся Самуил и изрек, прежде всего, как мы видели, грозное обличение Саулу за нечестивый вызов и предсказал гибель нечестивому вопрошателю; и 2) Господь мог обратить суеверное ремесло волшебницы в средство для Своего грозного пророчества, точно так же, как Он обратил в пророчество коварное мнение, данное архиереем Каиафою относительно Господа нашего: Лучше, чтобы один человек умер за людей (ср.: Ин. 11, 50). Промысл Божий, управляющий всеми творениями, самые злые действия людей обращает к спасению людей и к славе Своего имени. Поэтому нет ничего несообразного с Божественным мироправлением признать явление Самуила Саулу у Аэндорской волшебницы сверхъестественным, чудесным делом Божиим. Аналогичный случай с вызовом Самуила из другого мира представляет пророчество Валаама. «Сам Бог чрез Валаама, — говорит блаженный Феодорит, — благословил народ, чрез нечестивого прорицателя предрек будущее и провозвестил спасение вселенной; и при сем и дух нечестивый говорил, но действовал Божий и Всесвятой Дух»147.

Таким образом, ссылка спиритов на авторитет Библии служит не в пользу, а скорее — во вред им.

Является еще вопрос (и вопрос существенной важности): сношения наши с умершими (если бы были возможны) сопровождались ли бы такими благодетельными и вожделенными результатами, каких ожидают и какие обещают нам от них наши спириты? Не открылось ли бы, напротив того — с первого раза, что нам гораздо лучше отказаться от сношений с загробными жителями, что мы должны благодарить всеблагого Бога за то, что Он связал уста мертвых непрерывным молчанием и закрыл от нас непроницаемою завесою врата вечности?

Дадим здесь место слову одного из наших известнейших архипастырей, коснувшегося занимающего нас вопроса еще в то время, когда о спиритизме у нас не было еще больших толков:

«Что мешает усопшим братиям нашим явиться к нам и провести среди нас их и наш праздник? Из нас, вероятно, многие желали бы сего, особенно те, кои еще не осушили слез после потери присных и любезных сердцу своему; думаю, что и из усопших немалое число таких, кои, чтобы доставить утешение оставшимся, весьма бы захотели опять прийти в наш мир. И, однако же, никто, никто не приходит! Мы не ходим к ним потому, что не можем; без сомнения, и они не приходят потому же, что не могут...

Но если бы угодно было Господу, — скажете вы, то премудрость Его нашла бы и дала бы умершим средства и способ делаться для нас видимыми и приходить в общение с нами. Без сомнения, так; но потому самому, что сего способа не дано, явно, что это неугодно Богу; а, поелику, неугодно Богу, то должно полагать, что это было бы вредно для нас. В самом деле, и не много думая видишь, что пользы из общения живых с умершими было бы мало, а вред мог бы выходить великий. Какая польза? Утешение в разлуке, успокоение сетующих, несколько менее слез на могилу, несколько тише вздохов? Скажите сами, стоит ли из сего поднимать завесу вечности и нарушать безмолвие гробов? И кто еще знает — утешило ли бы нас это свидание с умершим? Не облились ли бы мы еще горчайшими слезами, узнав о его состоянии? Не отравило ли бы это всей жизни нашей? Но положим, что свидания с умершими всегда доставляли бы некоторое утешение; думаете ли, однако же, чтобы они были безвредны? Я опасаюсь в сем случае за многое, — опасаюсь за живых и умерших.