Заячьи петли в золотом тумане (СИ)

   -Про твои делишки за нашей спиной в пользу чужой команды мы знаем все. Вроде дураком не смотришься, а потому понимаешь, что вызвали не для пояснений. Мне неинтересно, как ты предал и продал, фарш назад не запихнешь и рассуждать тут нечего! Прощения тебе не будет, сейчас с главбухом и безопасностью идешь на рабочее место, собираешь вещи. Компьютер твой блокирован - Серов глянул в нашу сторону, - ты к нему не прикасаешься. Все, в банке ты с этой минуты не работаешь, расчет получишь сегодня. Помни, что давал подписку, и если начнешь распускать язык, мы обратимся в суд. И тогда твои финансовые потери будут такими, что никакими доходами, полученными от недоброжелателей банка, ты их не компенсируешь, уж наши юристы постараются. Это я к тому, что у конкурентов всегда есть спрос на обиженных. Но очень краткосрочный и низкооплачиваемый, убытки будут больше стоимости полученных тобой сребренников. И напоследок. Запомни: вернейший способ быть обманутым - считать себя хитрее других. Нормальные люди с возрастом умнеют, пусть эта история тебя научит. Сразу говорю: при обращении к нам тех, кто захочет взять тебя на работу, мы правды скрывать не будем. Ты выбрал предательство как жизненный принцип сам, отвечай тоже сам. Помни: на каждую скотину найдется своя рогатина. Поймешь - еще станешь нормальным человеком. Жалеть тебя никто не будет, помогать тоже, сам виноват. Дальше гуляй на свои заработанные, к нам ни ногой. У меня всё.

   Фирсенко за время монолога не проронил ни слова, только стоял и бледнел, да рубашка на нем в минуту стала мокрой. Он вышел в сопровождении сотрудника службы безопасности, зашедшего в кабинет из приемной, следом за ними засеменил на выход из своего угла главбух. Серов косо глянул в его сторону, сказал:

   -Задержитесь, Валентин Васильевич. Все случившееся - это ваша вина немалая, таково мое мнение. Третий случай в подчиненной вам службе - не многовато ли? Мы прочешем ваши кадры очень пристрастно, но хочу сказать всем присутствующим: покупают тех, кто продается, но никогда нельзя купить тех, кто не меряет жизнь на сумму прописью, для кого репутация и честь - не пустые звуки. Признавать собственные ошибки тяжело, но иного выхода нет ни у вас, ни у нас! Слишком дорого эти ошибки обходятся для каждого. Подумайте все над этим. Свободны!

   Мы с сисадмином вернулись к себе, зашли в мой кабинет. Лёха был мрачен, как вдовий траур, у меня настроение игривым тоже не назовешь. Тут в дверь слегка стукнули и вошел наш начальник службы безопасности. Удовлетворенно гукнул, что не придется искать сисадмина, и сел на стул возле моего верстака. Поднял на нас глаза, вздохнул:

   -Ну, что вы так скособочили свои морды лица? Переживаете, что причастны к наказанию? Я вот Лёхе хотел тайну приоткрыть небольшую. Фирсенко готовил все обстряпать так, чтобы шишки - прямо в мешке - свалились на твою голову. То есть, все свои грехи он щедро подарил бы тебе, ты б и отдувался. И если бы мы не присматривали за ним во все глаза, то так бы и произошло: он сбоку и ни при чем, а Рыжков виноват, недоглядел, принеся банку немалый убыток своим ротозейством. Долго бы ты после этого здесь работал и куда бы тебя взяли после такого провала, в какую солидную фирму и с какой зарплатой? На вот, почитай на досуге, тоска и пройдет! - и он сунул Лёхе несколько отпечатанных на принтере листков бумаги. После чего повернулся ко мне:

   -Ну, а ты чего, Вадим? Что вы затеяли игры в Шерлока с Агатой? Почему ко мне сразу не пришли, как только обнаружили у себя шпиона в компе? Дети, чистые дети, ей-богу! Фирсенко вон с вами ни разу не пошутил, его дико раздражало и бесило, что каждый из вас умнее и может то, чего он ну никак! И это главный мотиватор того, что он делал. Хитрый, коварный, неумный. Вы что, думаете, его перекупили потому, что здесь, в банке, ему недоплачивали? Как бы не так! Ямы рыл вам и всем всюду, где мог, ладно мы в курсе были. А вы теперь сидите тут, скорбите. Эх, либералы... - и вышел, прикрыв за собой дверь.

   Посмотрев вслед ушедшему, Лёха уселся сбоку от стола и углубился в переданные бумаги. Я занялся сортировкой накопившейся почты и оглянулся, только услышав за спиной звериный рык. И замер в изумлении, увидев перед собой не сисадмина, а гладиатора перед выходом на арену. Издав непередаваемый звук, Леха продолжил излияние эмоций другими, вполне связными словами, повторить которые я не могу в силу их стопроцентной принадлежности исключительно к ненормативной лексике. Вроде в интеллигентной семье вырос, мехмат университета закончил, мюсли на завтрак и фруктовый кефир перед сном, - но лексика портового грузчика, на которого из поднимаемой сетки свалился незакрепленный мешок, перед его излияниями выглядела бы бледно и невыразительно. Из произносимого им цензура оставила бы немногое, чаще всего мелькало "Убью!... Гаденыш!... Ублюдок!..." После чего, все с той же осанкой гладиатора, сисадмин удалился к себе в сильном волнении. Да, надо будет почитать, что там такое Фирсенко замышлял, что даже всегда индифферентный Лёха вынес ему однозначный приговор.