#заяц_прозаек

Но если писать печатными, то даже в этом любовном послании треугольники так и лезли наружу, напоминая, что до сдачи задания осталось всего полчаса.

Экран блямснул, на нем возник тот самый Л, его фиолетовые уши дергались от нетерпения.

— Марька! Слыхала? Завтра над городом глушилку запустят. Чтоб все дети учились самостоятельно, без чипов!

— Так у меня и нет, чего мне бояться, в Гемке только есть, так и то не за этот год.

— Всё в тебе есть, ты просто доступа к нему не имеешь по возрасту, как и я, ну типа, как и я. А завтра работать не будет! У родителей тоже!!!

Нас никто не увидит.

— Да ладно, как будто у них глаз нет.

Не смеши мои нейроны.

— Вот и посмотрим.

Фиолетовые уши помахали на прощание и исчезли с экрана.

Утром мама и папа молча завтракали, Маралейка крикнула им «сдобрымутроммамапапочка», и не дожидаясь ответа побежала в школу. Проспала ведь, как всегда.

Л уже стоял на углу, все такой же прекрасный, хоть и без фиолетовых ушей.

— Уши где?

— Я ж сказал, чипы не работают, а уши-то мои цифровые, Марь, ты что, не знала? Эффект такой, маме нравится…

В школе было на удивление шумно, многим пришлось начать разговаривать вслух, не все к этому привыкли. Заикались, мекали.

Маралейка порадовалась, что она хорошо умеет говорить вслух, а не по каналам.

Растерянная учительница попросила всех пройти в класс.

Ни телефоны, ни компьютеры не работали.

— Дети! Сегодня мы весь день будем заниматься творчеством, лепкой, рисованием!

(«Это потому что она без чипа не знает, что нам говорить, а рисовать каждый может», шепнул Л.)

На перемене Л взял Маралейку за руку, прошептал:

— Бежим отсюда! Не проверят же!

Только через окно. На входе камера старинная, ей эти учения до лампады.

К вечеру они успели съесть по пять мороженых (у Л оказались с собой настоящие деньги, Маралейка их и видела всего два раза в жизни), дойти до залива, окончательно заблудиться, потом радостно найтись почти в центре города, кто б знал, что это рядом, если ходить не по проложенным маршрутам.

— Эх, пора домой.

Л тяжело вздохнул и, решившись, приобнял Маралейку за талию.

— Через час чипы включат.

У крыльца Маралейка набралась храбрости, чмокнула Л в ухо, пусть и не фиолетовое, но очень симпатичное.

Когда мы вырастем, думала она, то уедем туда, где всегда учения, а не учёба, чипы не работают, а Л наконец-то сможет сказать свое полное имя, не опасаясь обвинения в подрыве устоев. Родители назвали его Ленин.

Николай Назаркин. Кровь на белых крыльях и много сыра

Макс влюбился вечером в пятницу, в шесть двадцать по системному времени, когда отрубленная голова минотавра взлетела, кувыркаясь, и поток чёрной крови ударил из обрубка, пачкая белые крылья любви. Любовь парила над схваткой. Крылья, огромный меч, короткая туника, сандалии на ремешках, длинные-длинные волосы и длинные-длинные ноги — всё было белым, забрызганным чёрной кровью. Недостижимая и прекрасная, невозможно было не влюбиться. Макс так и сделал. Не первый раз.

Рейд закончился, лидер дал всем «отбой», так что Макс отключился сразу, и тут же поймал «входящий» матери:

— Солнышко, всё в порядке? — и тут же, не давая ответить, — Только не пытайся скрыть, у тебя же пульс подскочил, такое происходит при сильных переживаниях! Вот! Ты краснеешь!

До отключения родительского мониторинга Максу ещё полгода.

— Я немедленно свяжусь со специалистом…

— Лена, может быть не стоит каждый раз, когда… — это папа подключился.

Они начали спорить, опять, но у папы было только его собственное мнение, а у мамы — восемь терапевтических пабликов.

— Делай, как знаешь, — произнёс папа свою коронную фразу и скрылся.

А на его месте сразу же возник Соломон Юрьевич, доктор виртпсихологии, моложавый дедушка в домашнем, уютный и спокойный. «Я всегда готов выслушать» — это лого его курса такое. Даже надкусанный бутерброд вон на углу стола лежит, так спешил откликнуться.

— Приветствую, голубчик! — начал Соломон Юрьевич и тут же улыбнулся. — О, вижу, вижу, как сердечко-то бьётся! Влюбились, юноша? Признавайтесь!

Макс признался, конечно. А чего такого?

— И кто же она? Валькирия? Интересно! — по-доброму усмехаясь, уточнял Соломон Юрьевич. — Трёхсотого уровня? Призывается артом или ритушкой? А, через конт! Тогда конечно, конечно…

Соломон Юрьевич поговорил ещё минут пять, посмеялся в аккуратную седую бородку, и мигнул, отключаясь. Макс тут же рванул в коридор, к родительской двери.

— … Не стоит переживать, голубчики, — доносился оттуда бодрый голос Соломон Юрьевича. — Юность, гормоны… Поверьте мне, любовь — это отличная терапия в его возрасте. Как и комплекс витаминов, рекомендованный нашим курсом. Вы ведь подписаны?

— Подписаны! — пискнула мама.

— И очень правильно! — воскликнул Соломон Юрьевич. — Комплекс витаминов и любовь — замечательная терапия для подрастающего организма. Подростки переживают психологически трудные времена: всё чаще выходят в реал, всё больше им надо решать в жизни. Без точек респауна и откатов. Так что пусть влюбляются, это всё быстро пройдёт!

— М-м-м, — сказал папа.